– Мы – речная гвардия, – ответил лейтенант. Остановился, чтобы достать сигарету. Тоннель казался бесконечным, и курсант размышлял, снится ему все это или он умер. – Река – это вода, так? В начале войны никто не думал, что все будет так плохо, вот и отвели этот участок флоту.
– Когда я поступал на службу, такого не было.
– Просто ты пошел на флот в неудачное время. Раньше все было иначе. Все умные говнюки шли на флот, чтобы избежать окопов, а оказались здесь.
– Да, но что мы здесь делаем?
– На севере существует постоянная угроза австрийского наступления, но, поскольку рядом горы, у нас есть возможности для маневра. Настоящая пехота воюет на юге, а мы удерживаем водную преграду. Кто-то решил, что флот будет гордиться тем, что воюет на суше, и нас назвали речной гвардией. – Они двинулись дальше. – Река течет с гор. – Тростью лейтенант указал, откуда. – В десяти километрах к северу, на хребтах, фронт держат альпийские стрелки. Там такие крутые склоны, что ничего особенного не происходит. Мы занимаем западный берег Изонцо – от гор до точки в десяти километрах к югу от нас. Река выполняет большую часть работы за нас, но приходится постоянно быть начеку. Видишь ли, они не Иисус Христос. По воде ходить не умеют, так что мощное наступление нам не грозит, но приходится иметь дело с лодками, пловцами, мостами. Почему они идут на верную смерть? Чехи? Венгры? Откуда я знаю? Думаю, им просто не говорят. Они садятся в лодки, перебираются вплавь. Даже ночью большинство из них гибнет, не добравшись до этого берега. В наши окопы попадают только те, которые преодолевают реку вплавь безлунной ночью, как индейцы, и внезапно прыгают в наши окопы, чтобы убивать нас штыками.
– Такое случалось?
– Такое случается каждую неделю. Это делается вроде бы для поднятия боевого духа. Их, разумеется, потому что наш должен падать. Я знаю, на нас эти вылазки действуют угнетающе, но если на то пошло, им редко удается вернуться на свой берег. Я тебе говорил. Добровольцы. Идиоты. Самоубийцы. Та же история и с нами.
– С нами?
– Мы должны поступать аналогично.
– И мне тоже придется в этом участвовать? – Голос курсанта дрогнул.
– Сколько раз тебе повторять? Все это добровольцы, странные люди, мнящие себя индейцами, то есть теми, кто решает, что кому-то пришло время умереть.
Впереди показалось белое пятнышко света. Приблизившись, они услышали приглушенный треск пулемета.
– Пока все тихо, но есть одна проблема, – сказал офицер.
– Какая?
– Нет дождей. Река пересыхает. Еще две надели, и ее можно будет перейти вброд.
– Господи!
– Да и людей у них прибавляется. За последний месяц число костров для приготовления пищи удвоилось. Не знаю, что они едят, но по запаху – дерьмо.
– Мы делаем то же самое, так?
– Едим дерьмо?
– Нет, перебрасываем сюда подкрепления.
– Мы криком кричим, требуя подкреплений, и нам наконец-то их прислали.
– Сколько человек?
– Пока тебя одного.
Они добрались до выхода из тоннеля, где, как и при входе, стояла группа солдат, прятавшихся от жары.
– Маловато, конечно, – продолжал лейтенант, – но я знаю, ты нас усилишь.
Курсант никогда не слышал, как строчит пулемет, а окопов не видел даже издали.
– Ладно, сейчас выйдем наружу, и я отведу тебя в Девятнадцатую. – Он напрягся, револьвер уже держал в руке. – Голову не поднимай. – И они двинулись по лабиринту окопов, раскаленных как ад и залитых чересчур ярким светом. Тележка осталась в тоннеле, теперь курсант нес вещи на себе, потел и тяжело дышал. Хотя уже много месяцев стояла сушь, окопы делали в расчете на дождь. На земле лежали грубо сколоченные мостки из неровных досок, приходилось перепрыгивать зазоры между мостками, переступать через доски, вставшие торчком, огибать кучи осыпавшегося песка, которые никто не удосужился убрать. В тех местах, где стены были укреплены досками, курсанту приходилось перелезать через распорки или подныривать под них. Как выяснилось, он не мог пройти ни один поворот, не задев за угол вещмешком, винтовкой, локтем или головой. Кое-где лейтенант давал команду пригнуться ниже, бежать или проделывать и первое, и второе одновременно. Пот заливал глаза, и курсант вымотался донельзя, у него даже возникло ощущение, что сейчас отвалятся и руки, и ноги. Даже лейтенант, у которого был лишь револьвер и короткая трость, тяжело дышал, а под мышками на форме появились темные круги.
– Где солдаты? – спросил курсант. – Мы прошли несколько километров под открытым небом, но я увидел лишь нескольких, которые шли к тоннелю.
– Это вспомогательные окопы, используются для передвижений, – ответил лейтенант, не останавливаясь. – Когда попадем на передовую, станет тесно. Так что радуйся, что пока нам никто не мешает.
До передовой они шли молча. Наконец попали в более широкую траншею, уходившую в обе стороны на несколько десятков метров, прежде чем скрыться из виду за поворотом. Человек пятьдесят сидели, привалившись к стене, стояли на приступках для стрельбы или смотрели в телескопические перископы, чтобы знать, что творится вокруг.
Никакой тени, солнце пекло нещадно, и курсант попросил разрешения попить воды.
– Когда доберемся до Девятнадцатой.
– Далеко еще?
– Большую часть пути мы уже проделали. Хочешь, кое-что покажу?
Курсант не ответил, но обрадовался возможности передохнуть.
– Мы уже на передовой, так что пора познакомить тебя с суровой реальностью. Дай мне каску и винтовку.
Курсант достал из вещмешка каску, протянул офицеру, потом отдал винтовку.
– Отлично, – лейтенант надел каску на зачехленный штык. – Смотри.
Он поднял каску чуть выше уровня земли и тут же опустил, на все ушло меньше секунды. Когда каска уже опускалась, загремели выстрелы, в траншею посыпалась земля.
– Они только пристреливались. Пули пролетели далеко. Теперь смотри. – Он вновь поднял каску и покрутил на винтовке.
Загремели пулеметные и винтовочные выстрелы, небо потемнело от песка и земли, поднятых пулями в воздух. Когда лейтенант опустил каску, курсант увидел на ней две отметины.
– Австрийцы стреляют лучше нас, – пояснил лейтенант. – Они дисциплинированнее и ответственнее. Голову надо всегда держать ниже уровня земли – ночь исключение. Ночью можно смотреть на реку. Она прекрасна, особенно когда на поверхности отражается лунный свет. Нас им не видно даже в полнолуние. Некоторые психи из Девятнадцатой купаются по ночам. Утверждают, что это безопасно, если держаться близко к нашему берегу. Они могут утверждать, что угодно.
– Чокнутые, – согласился курсант.
– Да. – Лейтенант уже сунул револьвер в кобуру, пригнулся и двинулся дальше. – Только представь себе, сидишь по горло в ледяной воде, голый, а на другом берегу десять тысяч винтовок и пулеметов.
