– Вы написали книгу?
– Да, и не одну.
– О чем?
– Об эстетике, – ответил Алессандро, закатывая глаза.
– Как вас зовут?
– Алессандро Джулиани.
– Никогда о вас не слышал.
– И тем не менее я все еще существую. А кто ты?
– Николо Самбукка.
– И чем ты занимаешься, синьор Самбукка?
Николо ответил нервно, точно новичок, которому еще предстоит долгая учеба:
– Я делаю пропеллеры.
Алессандро остановился и глянул на Николо Самбукку.
– Пропеллеры. Естественно! Я собираюсь пройти семьдесят километров с мальчишкой, который делает пропеллеры!
– А что плохого в пропеллерах? – удивился Николо.
– В пропеллерах ничего плохого нет, – ответил Алессандро. – Они нужны, чтобы поднимать в воздух самолеты. И где же ты их делаешь, позволь узнать? Уж разумеется, не дома.
– На АЗИ. Правда, сам я их не делаю, только помогаю. В следующем году стану учеником, а пока только помощник. Подметаю опилки, стружку, поддерживаю порядок в инструментах, приношу обед, перевожу от станка к станку большие рамы для транспортировки пропеллеров. На изготовление одного пропеллера уходит много времени. Его надо испытать. У нас есть аэродинамические трубы. Мне пока не разрешают прикасаться к пропеллерам. Даже пальцем.
– Ты закончил школу?
– Даже не начинал, – признался юноша. – Когда я был маленьким, мы переехали сюда из Джирифалько – это в Калабрии. Когда подрос, стал продавать сигареты.
– А что делает твой отец?
– Устанавливает сушилки для белья со стальными стойками, ну, вы знаете, такие, около дома.
– Полезная вещь.
– Я вас совсем не понимаю, – воскликнул Николо.
– И правильно. Мы только сегодня встретились, совсем ничего друг другу не рассказали. Я рад, что меня окружает аура загадочности.
– Да, но вы учитель.
– И чего ты не понимаешь?
– Не сходится.
– Что не сходится?
– Многое, и учителя этого не делают.
– Чего не делают?
– Не ходят по снежным полям, укрываясь от вооруженных солдат.
– На войне многие делают то, что делать не привыкли.
– Вы воевали с англичанами?
– Иногда, но они были на нашей стороне.
– Я думал, мы воевали с ними и американцами. Нет, мы любим американцев, но они были на другой стороне.
– Ты говоришь про Вторую мировую войну. Для нее я был слишком стар. Мог только сидеть на земле, пока меня забрасывали снарядами и бомбили. Я знал, как это делается: напрактиковался на предыдущей.
– А что, была еще одна? – удивился Николо.
– Да, – кивнул Алессандро, – была.
– Когда же? Впервые об этом слышу. С кем мы воевали? Вы уверены?
– Как ты думаешь, почему Вторая мировая война называется Второй?
– Логично. Может, я глупый, но о Первой я ничего не знаю. Большая была война? Долго длилась? Что вы там делали? Сколько вам лет?
– Ты сразу задал слишком много вопросов.
– Ну да.
– Если я начну отвечать, тебе придется слушать до самого Сант-Анджело. Не могу я одновременно идти и все объяснять. Дыхания не хватает. Эти холмы слишком круты для меня, чтобы читать лекцию на ходу. Есть много книг о Первой мировой. Если хочешь, я дам тебе список.
– А есть книга о вашем участии в этой войне?
– Разумеется, нет. Кто стал бы писать книгу обо мне на той войне? С какой стати кому-то захочется об этом знать, и да и кто что может знать? – Алессандро с неодобрением глянул на юношу. – Скажем там, я и сам знаю о себе недостаточно, чтобы написать автобиографию, а если бы кто-то попытался, я бы ему сказал: «Забудь обо мне, расскажи историю о Паоло, Гварилье и Ариан».
– Кто это такие?
– Неважно.
– Вы говорите со мной, синьор, как в цеху, где делают пропеллеры. Здесь не цех.
Алессандро посмотрел на него и улыбнулся.
Почти стемнело, шагая по дороге, они едва различали лица друг друга. Вновь замолчав, они слушали постукивания трости Алессандро и наблюдали, как на темном небе появляется звездный авангард, прокладывая путь для более скромных звездочек, которым в самом скором времени предстояло вспыхнуть и улыбнуться этому миру.
Они видели искры от костров, на которых сельскохозяйственные рабочие, занятые на уборке урожая, готовили ужин. А большое число падающих звезд в августе, по словам Алессандро, компенсировало отсутствие дождя.
За несколько километров от Ачерето, когда они не могли еще видеть огней города, Алессандро вновь нарушил молчание:
– Мы поедим у фонтана в Ачерето. Может, найдем какое-нибудь открытое кафе и выпьем горячего чая, но я что-то сомневаюсь.
Они шли и шли.
– Чтобы понять Первую войну, надо немного знать историю. Ты знаешь?
– Нет.
– И чего я спрашиваю? Ты же tabula rasa
[2]
.
– Я что?
– Неважно.
Они молчали еще минут десять. Потом Алессандро повернулся к Николо, как поворачивался уже, когда Николо упомянул о пропеллерах.
– Или все-таки важно. Может, я смогу все коротко суммировать.
– Мне без разницы, – ответил Николо. – Я лишь надеюсь, что мы выпьем чая или кофе в Ачерето. Можно мне сейчас взять кусочек шоколада, чтобы продержаться до того времени, когда мы поедим?
– Во-первых, – начал Алессандро, не обращая внимания на вопрос Николо, – во-первых, ты должен понимать, история является результатом как правильного, так и ошибочного истолкования проявления чувств. Что я под этим подразумеваю. Это сложно, но, возможно, тебе стоит послушать.
* * *
– Я не историк. Мои коллеги, возможно, почувствуют себя оскорбленными до глубины души из-за того, что гуманитарий вторгся на их поле, и будут лаять, как собаки, выгоняя меня на мою территорию.
– Точно так же и на АЗИ, – вставил Николо. – У нас был инженер, Гвидо Кастильоне. Возглавлял отдел технического контроля и пытался контролировать все, проводя проверки везде, во всех цехах. Это, конечно, правильно, вылавливать ошибки на самой ранней стадии. Но начальники цехов, вроде Кортезе из корпусного или моего босса из пропеллерного, Гаравильи, устроили против него заговор. Нельзя отнимать хлеб у другого, так мой отец говорит. Короче, Гвидо Кастильоне больше не работает на АЗИ. То же самое с помощниками. Если кто-то должен подметать и увидит другого с метлой, заказывай панихиду.
