Лена сидела рядом, судорожно подбирая слова, чтобы успокоить его.
За стеной, откуда еще недавно раздавался звон посуды — Ольга Самохвалова готовила сыну и его подруге обед — тоже не доносилось ни звука. Мама Димы, без сомнения, услышала крики сына. Ручка двери повернулась, но сразу же вернулась в исходное положение — войти в спальню мать не решилась.
— Дим. Димка, — снова заговорила Лена, пододвинувшись ближе и взяв парня за руку, — я тебя поняла. Честное слово, я все поняла. А теперь послушай ты меня. Не перебивай, ладно?
Дима издал неопределенный звук.
— Мой отец во время боя контролирует каждый чих своих бойцов. Он все видел, поверь.
Самохвалов тихо застонал.
— И Ларионов все видел, за это я ручаюсь, — продолжала Лена. — А теперь вспомни мои первые слова. Они говорят, что ты не струсил. Что, лгут? Нет. Ты не струсил! Ты не бросил ружье и не убежал. Так? Ты сражался, Дима. Ты сражался! Ты видел, что не можешь попасть, но продолжал стрелять. Спорить будешь?
— О да. Большое достижение, — отозвался Дима, не вылезая из-под одеяла.
— Да! Да, достижение! — воскликнула Лена, вскакивая на ноги.
Лицо ее пылало. Крупные капли пота скатывались по лбу. Тельняшка взмокла. Грудь тяжело вздымалась.
Дима откинул одеяло. Посмотрел на девушку. Слегка опешил, даже рот приоткрыл. Сонное, апатичное состояние, в котором он пребывал, рассеялось, как дым.
— Что ты должен был сделать там, наверху? — заговорила Лена, заставив Самохвалова сесть, положив другу руки на плечи и не сводя с него глаз. — Ну-ну, вспоминай. Ты должен был занять удобную позицию и уложить огнем в упор безобидного песика. Одного. Имея в запасе пять выстрелов. Зная, что тебя прикрывают два лучших стрелка общины. Вот к какой задаче мы тебя готовили. А где ты оказался? В настоящей мясорубке, Дима! В адовой бойне, после которой Серега Ларионов пришибленный ходит, ни с кем не говорит. Еще я беседовала с Молотовым. Он спокойно пересекает Неву, прикинь? Все метро боится к Неве близко подойти, а он по ней плавает! И знаешь, что он говорил? Что ему было страшно. Ему. Было. Страшно.
Договорив, Лена взяла ленту, нашла на куртке Димы, в которой он и завалился спать, петельку и аккуратно повязала полоску ткани. Отстранилась. Полюбовалась результатом.
— А тебе она идет, — заметила она, — честно скажу. И даже хорошо, что не красная. Красная — это что-то такое... революционное как будто. У тебя серая. Скромно так, по-военному. Кстати, — подмигнула Лена товарищу, — теперь многие девчонки захотят с тобой познакомиться. Если хочешь, научу тебя, как себя вести правильно при знакомстве.
— Ты? Научишь меня? — Дима не поверил своим ушам.
Молодой человек понял давно, что на любовь Лены рассчитывать ему не стоит, что бы он ни делал. Красавица, о которой он мечтал много лет, полюбила другого, и этот другой давал Диме сто очков форы, с какой стороны ни посмотри.
Пока они тренировались, у Самохвалова затеплилась слабая надежда, что его успехи восхитят ее, заставят пересмотреть свое отношение. До охоты Лена и Дима много времени проводили вместе. Во время тренировок он украдкой любовался ею. Слышал тяжелое дыхание девушки, ощущал жар ее тела. Видел, как капли пота катятся по ее коже, как все сильнее и сильнее мокнет тельняшка. В такие минуты даже у него, юноши скромного, застенчивого, появлялись смелые мечты о Лене...
Надеждам Димы не суждено было сбыться: Лену объявили невестой Гриши Самсонова. Он отступил, сдался, а с приближением дня экзамена и вовсе перестал думать о Лене. Но сегодня, осознав все, что с ним произошло, понял еще одну вещь: в лице Лены он приобрел друга. Верного, умного, сильного друга. Первого и единственного. И одного товарища — Гришу.
Когда их тренировки только начинались, Самсонов здорово ревновал Лену. Один раз он устроил настоящую сцену ревности, и Рысевой пришлось задействовать весь запас красноречия для того, чтобы убедить возлюбленного в своей правоте.
— Что?! Каждый день по два раза заниматься будете? — сжал он кулаки и стал надвигаться на девушку. — Я тебя хоть видеть буду с таким графиком?
— Гриня. Гриня, Отелло хренов, а ну уймись, — двинулась навстречу Лена, тоже сжав кулаки, буравя жениха исподлобья тяжелым взглядом. — Повторяю в последний раз: если Митя выйдет на улицу и погибнет...
— Почти наверняка, — хмыкнул Григорий.
— Его кровь будет на мне. И на тебе.
— Ты словами-то не бросайся, — Самсонов вынужден был отступить на шаг, но не сдавался. — Что такого, интересно, умеешь ты, чего не умеют крутые сталкеры?
— Общаться с этим парнем. Да, пинать его тоже надо, и орать, и наказывать, но этого не достаточно. Подход к нему надо было найти. Я нашла.
Гриша презрительно ухмыльнулся, буркнул: «Подход искать. Он что, девка?», но уже начал потихоньку остывать. Гнев улегся, обида улетучилась. Гриша понял, что как бы яростно он не сопротивлялся решению невесты, повлиять на него все равно не сможет.
— Ладно. Потерплю, — вздохнул Гриша, прижимая к себе Лену, — разве ж с тобой поспоришь.
— Какая есть, такая и есть, — отозвалась девушка.
— Такую и люблю, — произнес Гриша, нежно касаясь губами ее щеки.
Постепенно, видя, что Самохвалов никак его будущей семейной жизни не угрожает, жених Лены сменил гнев на милость. И в жизни Димы появился еще один близкий человек.
— Да, научу. Но это в другой раз, — встала девушка, давая понять, что разговор окончен. — Я тебя загрузила, я вижу. Отдыхай, заслужил. А как будет время и желание — заходи. Ну, пока! — помахала рукой Лена и скрылась за дверью.
Дима посидел, посидел, переваривая услышанное. Потом с аппетитом съел приготовленный матерью обед, поправил перед зеркалом ленту и вышел из дома.
Он шагал по узкому проходу, отделявшему ряды жилых построек от поездов, застывших по бокам перрона. Путь был не долгий, привычный, шагов сто в одну сторону. Если не спешить, то и больше.
Вчера, вернувшись с охоты, он пронесся через станцию, как курьерский поезд, толком не успев ничего увидеть. Сегодня Дима впервые в жизни не спешил. Он был спокоен и уверен в себе.
Многие молодые люди, вернувшись с поверхности, смотрели на товарищей надменно, вели себя вызывающе. Рассказывали бог весть что... «Звездуны хреновы», — коротко и емко называл таких Денис Воеводин.
Часто оказывалось потом, что на улице зазнайки вели себя недостойно. Паниковали. Стреляли мимо. Доставляли проблемы инструкторам. Дима, будучи Митей Самосвалом, мечтал, что, вернувшись из города, он тоже отыграется на завистниках, будет смотреть на них с презрением. Но вышло иначе. Самохвалов проигнорировал все восторги и аплодисменты, небрежно отмахнулся от поздравлений. Чем вызвал уважение.
— Да-а... А Митяй-то дельный пацан, — шептались бывшие недоброжелатели. — Не задирает нос, не понтуется. А ведь с самим Рысевым ходил.
