О том же говорит и Н. М. Карамзин: «Беглецы кидали свои вещи и самое оружие; но победители не гнались за сею добычею, взятою жителями Изборскими, которые, разделив ее между собою, зажгли предместие, изготовились к битве».
Вряд ли летописцы все это выдумали, такие мелкие факты придумать невозможно. Зато немцы всегда отличались буйной фантазией, когда речь заходила об их успехах и неудачах.
Что же касается вражеских потерь, то и они не были столь незначительны, как пытается представить автор «Хроники». Ведь согласно Псковской III летописи во время отчаянной атаки псковичей на ливонский авангард, враг понес очень серьезные потери: «пскович падоша 20 человек, а Немец и Чюди бес числа». Русский летописец более объективен, чем его ливонский коллега, он не скрывает размеров поражения, но и тень на плетень не наводит. От него мы и узнаем, что именно грамотное использование артиллерии и огнестрельного оружия принесло немцам победу: «Навернули погании на москвич с пушками и пищальми, и бысть туча велика и грозна и страшна от стука пушечного. И потом москвичи побегоша…» (Псковская III летопись).
Однако воспользоваться плодами своей победы в полной мере ландмейстеру так и не удалось. Русское войско было разбито, но не уничтожено. К тому же продолжал держаться Изборск. Значит, нужно было атаковать крепость, а любая осада – это совсем не битва в открытом поле. Тут нужны иные умения. Однако выбора у ливонцев не было.
На следующий день ливонцы подтащили к городским стенам пушки и, открыв ураганный огонь, пошли на приступ. Штурм длился весь день и всю ночь, но жители Изборска бились храбро и заставили немцев отступить. Эта серьезная неудача свела на нет весь смысл победы фон Плеттенберга на Серице. Оставив непокорный город в тылу и потеряв впустую целые сутки, ландмейстер Вальтер повел свою армию на Псков.
После битвы на Серице, по свидетельству Псковской III летописи: «И бысть во Пскове туга и плач». Однако долго лить слезы и предаваться скорби времени не было – враг у ворот! Горожане жили практически на порубежье, их отцы, деды и прадеды грудью защищали Русь от вторжений с Запада, и не одно поколение псковичей покрыло себя ратной славой, сражаясь с крестоносцами. Вот и в этот раз народ поднялся на борьбу с извечным врагом.
Тем временем фон Плеттенберг спешил к бродам через реку Великую, надеясь быстро ее форсировать и подойти к стенам Пскова. Но не успел. В городе была проведена тотальная мобилизация, была собрана «конная рать», и все это войско вышло к реке, перекрыв ливонцам путь через брод. Вероятнее всего, такой поворот событий явился для ландмейстера полной неожиданностью, поскольку он явно рассчитывал на то, что горожане не сумеют мобилизоваться для отпора врагу. Однако командующий ливонской армией жестоко просчитался. Накал развернувшихся боев был невероятным, в Псковской III летописи так и указано: «И бишася с Немцами много на бродах». В итоге город отстояли, а ливонцы были вынуждены отступить. Фон Плеттенберг повел своих людей к Острову-городку.
Создается такое впечатление, что теперь ландмейстер хотел урвать хоть что-то, дабы его знаменательная победа не оказалась совершенно напрасной.
8 сентября Остров был выжжен дотла, а 4000 горожан были либо сожжены, либо утоплены, либо изрублены мечами. Примечательным было в это время поведение русских войск: «А Псковские воеводы и Псковичи толко смотреша» (Псковская I летопись). На наш взгляд, это свидетельствует только об одном – сил отбить немцев от Пскова хватило, а очистить от них занятые территории – нет.
После разгрома городка ливонская армия опять шарахнулась обратно к Изборску и встала лагерем под городом. Судя по всему, у горожан давно чесались руки ударить по ливонцам, и ночью они сделали вылазку. Но враг не спал, и застать немцев врасплох не получилось. По сообщению Псковской I летописи гарнизон Изборска понес большие потери, а 130 человек угодили в плен. Но на этом беды для русских не закончились, поскольку на псковские земли совершили нападение литовцы. Правда, это были не те силы, на которые рассчитывал фон Плеттенберг, да и появились они уже после того, как основное действо закончилось, но тем не менее. Вторжение было неожиданным, и враг едва не достиг успеха: «А Литва мало не взяли Опочки, святый Спас ублюде» (Псковская I летопись).
Тем временем армия ландмейстера захватила Ивангород, выжгла все окрестности, а затем медленно уползла в Ливонию.
Фон Плеттенберг оказался в стратегическом тупике и явно не знал, что делать дальше, к тому же добавилась еще одна причина для отступления – в войсках начался мор. Невзирая на то, что ландмейстер одержал блестящую победу, а его воины захватили богатую добычу, итоги похода были обескураживающие. И в первую очередь это касалось армии. Вот какую информацию донесла до нас «Хроника провинции Ливония»: «Все его воины, по причине истечения кровью, были рассеяны и лежали там и сям на квартирах по бургам, а сам магистр также страдал от большего телесного изнурения, чему каждый весьма печалился». Как говорится, лучше бы сидели дома, целее были.
Нарва и Ивангород
Но не это было самым страшным. Дело в том, что Иван III жутко разгневался, узнав о поражении своих воевод. Ливония бросила ему вызов, и он обязан был на него отреагировать. Государь всея Руси принял ответные меры. Не откладывая дела в долгий ящик, он послал на северо-запад новую рать, которой командовали князья Даниил Васильевич Щеня-Патрикеев и Александр Васильевич Оболенский. О серьезности намерений великого князя говорит тот факт, что в этот раз против Ливонии он послал самых знаменитых своих воевод. Лучших из лучших.
Князь Александр Оболенский, потомок знаменитого князя Михаила Черниговского, казненного Батыем в 1246 году, участвовал в покорении Великого Новгорода, трижды ходил с полками на Казань, громил Литву, штурмовал Серпейск и Опаков.
Даниил Щеня происходил из знатного рода Патрикеевых, некогда выходцев из Литвы. Был членом боярской думы. В 1489 году командовал московской ратью во время похода на город Хлынов и привел вятский край под руку Ивана III. Принимал участие в войне с Литвой в 1487–1494 годах, в 1493 году взял штурмом Вязьму. Командовал московской ратью во время русско-шведской войны 1495–1497 годов, и хоть потерпел неудачу при осаде Выборга, тем не менее сумел прорваться в южную Финляндию и подвергнул ее страшному разгрому.
Звездный час воеводы наступил 14 июля 1500 года, когда в битве на реке Ведрошь он наголову разгромил польско-литовскую армию под командованием гетмана Константина Острожского: «И бысть бой велик и сеча зла» (Вологодско-Пермская летопись). Поражение было сокрушительным, по сведениям все той же летописи, потери гетманской армии были страшные: «А убиеных Литвы и Ляхов болши тридцати тысяч».
Вполне возможно, что данная цифра является преувеличением, тем более что в Новгородской IV летописи содержится несколько иная информация: «А на бою убили болше пяти тысячь человекъ». Мало того, русские устроили самую настоящую охоту за вражеским командным составом, старательно отлавливая заносчивых панов и шляхтичей. Что и было засвидетельствовано источниками: «А воеводу большево литовского князя Констянтина Острожсково поимали, и многих воевод и панов поимали» (Устюжская летопись). Новгородская IV летопись более конкретна: «И всехъ поиманыхъ боле пятисотъ человекъ».
