Взглянув на бледную Венеру, Молох увидела, как она испугана. Сострадание, видимо, овладело ее сердцем, потому что она сказала:
– Разве вы боитесь меня?
– О! Да… – пролепетала Венера. – Очень боюсь.
– Отчего?
– Сама не знаю. Но эти женщины говорили… Сейчас… – Венера остановилась.
Молох окончила:
– Эти женщины называют меня ворожеей; и это вас пугает?
– Признаюсь…
– Ну! Не бойтесь же ничего… Ворожея я или нет, но я не желаю вам никакого зла и, может быть, еще смогу сделать вам много добра.
Венера взглянула на Молох с удивлением.
– Какое добро можете вы сделать мне? – спросила она. – В том положении, в каком я нахожусь, мне нельзя ждать помощи ни от кого… И не на что надеяться…
– Откуда знать?
Венера не отвечала. Молох продолжала:
– Доверьтесь мне.
– Как я могу доверять незнакомой женщине… которую встречаю в таком месте…
– Вы хотите сказать – в тюрьме?
– Да.
– Но ведь и вы сами здесь?
– Это правда.
– Во всяком случае, чем вы рискуете?
– Это опять-таки правда…
– Кстати, мне легко доказать вам, что я имею право на ваше доверие…
– Каким образом?
– Дайте мне вашу руку.
– Зачем?
– Затем, чтобы, говоря о прошлом, показать вам, что ни настоящее, ни будущее не имеют для меня тайн.
Венера колебалась, однако после минутного размышления протянула старухе свою руку. Молох схватила эту белую исхудавшую руку и долго-долго смотрела на линии, начертанные на ней.
– Вы уже много страдали, – сказала она наконец. – Я это вижу.
– Много! – прошептала Венера.
– Звезда, под которой вы явились на свет, несчастна. В час вашего рождения была пролита кровь…
Венера сделала движение ужаса.
– Разве вы этого не знали? – спросила старуха.
– Нет.
– Я вижу в вашей жизни много пролитой крови.
Бледность Венеры увеличилась. Молох продолжала:
– В детстве вы были невольной и невинной сообщницей убийства. Вызовите самые отдаленные ваши воспоминания… Правда ли это?
– Правда, – пролепетала Венера.
– С тех пор в одну гибельную ночь рука ваша пролила потоки крови, но это было справедливостью, а не преступлением… Правда ли это опять? Вы убили, но вы не виновны в этом убийстве?
– Вы это видите? – вскричала Венера.
– Для меня это так же ясно, как солнечные лучи.
– Но если так, то меня, верно, оправдают? Не правда ли? Не правда?
– Нет.
– Стало быть, я буду осуждена?
– Вы уже осуждены.
– Осуждена! – повторила Венера.
– Да, и приговорены к смерти.
– О! Боже мой!
Венера с отчаянием начала ломать руки и судорожно рыдать.
– Стало быть, я погибла? – продолжала она.
– Нет.
– Кто же спасет меня?
– Я.
После того, что сказала ей старуха, Венера не имела права сомневаться в справедливости ее слов. Она несколько успокоилась, но все еще была в ужасе от страшных слов старухи. Та поняла волнение девушки.
– Спите, – сказала она только, – и постарайтесь собраться с силами, потому что скоро они вам понадобятся…
Молох погасила лампу, и во всю ночь темнота и безмолвие царствовали в тюрьме.
На другой день, как обычно, Молох и Венеру отвели в общую залу. Как и накануне, они обе были осыпаны грубыми насмешками и гнусными шутками других заключенных. Только за несколько секунд до той минуты, в которую тюремщики должны были прийти и развести заключенных по их тюрьмам, Молох шепнула Венере:
– Сейчас же, как только я произнесу эти слова: «Ночь, которая начинается, будет длинна…» и так далее – закройте носовым платком свое лицо и не дышите, даже рискуя задохнуться.
– Я сделаю так, как вы хотите.
– Хорошо.
Тюремщики вошли, взяли заключенных и повели их в камеры. Дойдя до конца подземной галереи и в ту минуту, когда тюремщик уже вкладывал ключ в замок, Молох ясно произнесла:
– Ночь, которая начинается, будет длинна.
В то же время она поднесла к лицу тюремщика ящичек, из которого выходил чрезвычайно тонкий и сильный запах. Венера тотчас закрыла носовым платком ноздри и рот и старалась не дышать.
Тюремщик глубоко вздохнул, протянул руки, зашатался, как пьяный, и упал. Молох наклонилась к нему, сняла с пояса связку ключей, потом схватила Венеру за руку и шепнула ей:
– Пойдемте!.. Пойдемте!..
Венера машинально повиновалась. Через несколько шагов старуха прибавила:
– Теперь вы можете отнять ваш платок и дышать… Опасности более нет.
– Ах! – прошептала Венера. – Вы меня обманули!..
– В чем?
– Вы мне клялись, что преступления не будет!.. А человек этот умер!
– Нет.
Венера обернулась и взглянула на тело, распростертое на земле.
– Однако… – начала она.
– Он не умер, – перебила старуха, – и даже не болен. Он только лишился чувств, вот и все. Но молчите и идите. Идите скорее…
CXIV. Спасение
Вместе пробежали они коридоры, в которых Венера заблудилась бы раз сто, но старуха, по-видимому, превосходно знала все повороты. Очевидно, тюрьма была ей хорошо знакома. Венера не могла не обратить на это внимания. По пути они не встретили никого и добежали таким образом до небольшой двери, окованной железом, как все двери этого печального обиталища. Молох перепробовала несколько ключей из связки и насилу нашла нужный. Дверь растворилась. Ночной воздух, свежий и чистый, пахнул Венере в лицо и произвел на нее необыкновенно приятное воздействие.
– Мы свободны? – спросила она.
– Нет еще, – отвечала старуха, – но скоро…
В эту минуту беглянки находились на небольшом дворе, окруженном очень высокой стеной. В стене видна была калитка, выходившая на улицу, но растворить эту калитку старухе было гораздо труднее, чем она предполагала. Замок был заржавлен. Ключ скрипел, но не отпирал. Прошло несколько минут в бесполезных усилиях, и эти минуты, невыразимо ужасные для Венеры, показались ей веком. Она видела себя снова пленницей, отведенной в тюрьму, а потом на казнь. Что она выстрадала, мы не сумеем сказать. Наконец дверь отворилась. С другой стороны была улица, а значит, свобода. Молох схватила за руку Венеру и потащила ее, говоря:
