– Право, любезный кавалер, – вскричал он, – я начинал уже терять надежду увидеть вас когда-нибудь!..
– Очевидно, – ответил Рауль, – вы отчаивались понапрасну, потому что вот я здесь…
– Откуда вы?
– Из такого места, в котором чуть было не остался навсегда.
– Вы подвергались опасности?
– Смертельной.
– Что же с вами случилось, Боже мой?
– Ужасная болезнь… но не будем говорить об этом; все прошло, я возвратился, поговорим лучше о вещах серьезных. Как идут наши дела?
– Дурно.
– Что вы хотите сказать?
– Я говорю, что вам давно было пора вернуться в Париж…
– Зачем?
– Затем, чтоб поддержать наш колеблющийся кредит.
– Полноте! Он слишком прочен, его ничто не может поколебать!
– Кроме громового удара.
– Без сомнения, но небо спокойно.
– Тут-то вы и ошибаетесь!
– Как! Разве гром гремит?
– Гремит.
– С какой стороны?
– С пале-рояльской.
– Невозможно! Две недели назад я получил оттуда известия, и известия хорошие.
– С тех пор ветер переменился.
– Неужели?
– К несчастью, это именно так, как я имею честь вам говорить.
– Но, Боже мой! Что это значит?
– Нас вытесняют.
– Кто?
– Интриганка, искательница приключений, итальянка, которую зовут, сколько мне помнится, Антонией Верди.
– Да ну?! Что же делает эта интриганка?
– Она нашла слабую сторону регента.
– Какую? У него их так много…
– Показывает ему дьявола.
– О! О!
– Согласитесь, что это дело серьезное.
– Стало быть, эта женщина колдунья?
– Да, нечто в этом роде…
– И регент попался в ее сети?..
– До такой степени, что, повторяю вам, наша звезда потускнела…
– Вы знаете все подробно?
– Конечно.
– Действительно?
– Как нельзя более. Я сам видел.
– Что вы видели? Призрак?
– Да.
– Расскажите мне.
– Я и хотел рассказать сейчас. Какой сегодня день?..
– Пятница.
– Именно в пятницу, на прошлой неделе, я приглашен был ужинать в Пале-Рояль. Гости были веселы, вина бесподобны, женщины любезны, ужин очарователен…
– До сих пор я не вижу ничего зловещего в вашем рассказе.
– Подождите, я только начинаю. В исходе двенадцатого хозяин наш встал из-за стола и сказал нам: «Милостивые государи и государыни! Тем из вас, кому любопытно познакомиться с дьяволом, стоит только сказать слово, и желание ваше тотчас исполнится…» Все расхохотались, потому что никто не понял настоящего смысла слов регента, но он продолжал:
«Ничего не может быть серьезнее того, что я имею честь говорить вам. Через четверть часа, то есть ровно в полночь, дьявол явится в комнате, смежной с этой. Если кто хочет видеть его, пусть идет со мной…» Женщины раскричались, мужчины перестали смеяться, кроме меня, как вы, конечно, догадываетесь, любезный кавалер… Через пять минут некоторого колебания человек десять решились идти за герцогом. Я был в числе этих смельчаков. Мы вошли в большую комнату, которая была обтянута черным сукном с серебряной бахромой. Небольшая лампа под стеклянным колпаком проливала свет такой бледный, что еще более выказывал густоту мрака. Перегородка разделяла комнату на две части. С одной стороны были кресла для дам и табуреты для мужчин. На противоположной стороне стоял стол, на котором, кроме помянутой лампы, находилась еще хрустальная чаша, наполненная очень прозрачной водой…
– Обстановка была недурна, – перебил Рауль.
Маркиз де Тианж продолжал:
– Все сели. Прошло пять или шесть минут, потом с другой стороны перегородки медленно приподнялся черный занавес и явилась женщина. Это была Антония Верди. Она показалась мне молодой и очень хорошенькой. На ней была надета туника, не закрывающая слишком много сверху и очень короткая снизу, – словом, весьма неблагопристойная. Длинные и великолепные черные волосы струились по обнаженным плечам. Она подошла к столу и пустила на воду хрустальной чаши что-то такое, чего я не мог хорошенько рассмотреть. Регент сидел возле меня. Он наклонился и шепнул мне:
– Видите вы?
– Вижу, ваше высочество, – отвечал я, – но не знаю, что это такое.
– Это волшебная жаба, – сказал он мне с видом, глубоко убежденным. – Но вот полночь… Скоро вы увидите…
– В самом деле, на больших пале-рояльских часах пробило в эту минуту двенадцать ударов полночи. Итальянка стала на колени перед столом, протянула обе руки над хрустальной чашей и начала говорить с жабой самым нежным голосом.
«Милое создание, прекрасное создание, восторжествует ли для нас ад?.. Послушайся меня!.. Послушайся меня!.. Послушайся меня!..»
Жаба принялась плавать и прыгать в чаше, так что вода расплескалась во все стороны на зрителей. Несколько капель этой воды брызнули в лицо регенту, и я заметил, что он побледнел.
– Вам дурно, ваше высочество? – спросил я.
– Нет, – отвечал он, – но надо признаться, что все это очень странно и поневоле удивишься…
– Подождем до конца, – возразил я.
Итальянка, без сомнения, услышала наш разговор, хотя мы и говорили шепотом, и, верно, встревожилась, потому что тотчас вскричала:
– На колени! На колени все! Горе тем, кто не будет присутствовать при мрачных таинствах в безмолвии и созерцании…
Регент первый подал пример, став на колено; все подражали ему. Тогда началось вызывание духа…
– Любезный маркиз, – перебил Рауль, – скажите мне, пожалуйста, каким образом эта женщина производила заклинания?
– Сколько я мог понять, вслушиваясь в ее слова, она вызывала по способу коптов, как он описан у Аморрея.
– Очень хорошо, – сказал кавалер, – что ж было далее?
– Потом лампа вдруг погасла и в комнате с полминуты царствовала глубокая темнота. Вдруг, без всякого шума, возле итальянки явилась фигура мужчины чудесной красоты. Человек этот был высокого роста и сложен превосходно; свет, позволивший видеть его, происходил от него самого; все тело его сияло, будто он был натерт фосфором…
Рауль улыбнулся, услышав последние слова маркиза де Тианжа. Маркиз продолжал:
