– Сир? – мимо проходил Ранулф, его слуга. Он шел спать, но тут он остановился и поклонился.
– До тебя дошли слухи? – спросил у него Генрих.
Ранулф приподнял тонкие седые брови.
– Слухи, сир?
– О моей жене и Вильгельме Маршале.
Ранулф переступил с ноги на ногу.
– Кое-какие, сир, но я обращал на них внимания не больше, чем на собачье дерьмо, и избегал их. Я знаю, что это неправда.
– В таком случае ты знаешь больше, чем я.
Ранулф ничего не ответил, и его лицо ничего не выражало.
– Ты знаешь, где сейчас Маршал?
– Нет, сир. Вы хотите, чтобы я его нашел?
– Нет, – быстро ответил Генрих. – Я не хочу его видеть. Если он попытается ко мне прорваться, не пускай его. Это приказ, и ты должен передать его страже и оруженосцам.
– Хорошо, сир, – произнес Ранулф, которому явно было не по себе.
– Я не позволю, чтобы кто-то заставлял меня выглядеть дураком. Наверное, не нужно предупреждать, чтобы ты молчал об этом.
– Никто от меня ничего нe узнает, сир.
Генрих резко кивнул и широкими шагами направился к себе в покои. Глядя на его удаляющуюся спину, Ранулф думал какое-то время о том, что ему делать, а потом отправился на поиски Болдвина де Бетюна.
* * *
Вильгельм проснулся от того, что его трясли, как терьер крысу. Лучи света проникали сквозь ставни. Смотреть на них было больно, и он прищурился. Женщина рядом с ним села и, испуганно вскрикнув, натянула на себя простыню.
– Боже, ты решил себя уничтожить? – спросил Болдвин де Бетюн хриплым от ярости голосом. – Вставай, ради всего святого! – он схватил в охапку одежду женщины и бросил в нее. – Вон! – рявкнул он.
– Все в порядке, оставь ее в покое, – простонал Вильгельм.
Он посмотрел из-под полуприкрытых век на Болдвина, кипевшего, словно котел, у которого под крышкой собралось слишком много пара.
– Прекрасно, что ты так считаешь. Ты знаешь, какие у тебя неприятности?
Вильгельм отвел волосы со лба. Почувствовав, как у него воняет из подмышки, он поморщился.
– Не знаю, но могу догадаться.
– Нет, не можешь.
Болдвин еще раз посмотрел на женщину. Вильгельм вздохнул и выругался. Голова раскалывалась от боли. Вчера он выпил слишком много. Вильгельм протянул руку, нашел кошель и заплатил ей. Болдвин нетерпеливо поглядывал на нее, постукивая пальцами по пряжке ремня. Это не была одна из дворцовых шлюх, он знал их всех. Но она оказалась красивой, да и одежда была приличной. С другой стороны, у Вильгельма имелся вкус – в этом Болдвин не мог ему отказать. Самое лучшее или ничего… И это только что стоило ему гораздо больше, чем горстка анжуйских серебряных монет.
Шлюха завязала деньги в платок и отступила в нишу, чтобы одеться и заплести волосы. Вильгельм встал с кровати, вымыл лицо и шею в медном тазу на сундуке, затем вытерся грубым льняным полотенцем, лежавшем рядом, и посмотрел на друга.
– Скажи мне самое худшее.
– Худшее еще впереди, – сердито ответил Болдвин. – Ральф Фарси вчера вечером отправился к Генриху и заявил, что вы с молодой королевой – любовники. Он сказал, что вы совершили прелюбодеяние, и призвал свидетелей, включая Икебефа и де Куланса, для подтверждения его обвинения.
Вильгельм замер на месте, прижимая полотенце к телу.
– Что?
– Ко мне пришел Ранулф, слуга Генриха, и просил предупредить тебя. Генрих очень плохо принял эту новость…
Вильгельм бросил полотенце на кровать и взял чистую рубашку.
– Я должен поговорить с ним, – заявил он, одеваясь. Казалось, кто-то старательно вкручивает нож в его левый висок. Шлюха закончила приводить себя в порядок и тихо вышла из комнаты.
– Ты не сможешь этого сделать, – ответил Болдвин. – Генрих приказал не пускать тебя. Он не хочет с тобой разговаривать.
Вильгельм замер. Он знал, что положение серьезное, но сказанное Болдвином было чересчур.
– Генрих, конечно, не верит слухам? Он же хорошо знает меня!
Болдвин серьезно смотрел на него.
– Я не представляю, насколько хорошо он знает любого из нас, или насколько хорошо мы знаем его. Я могу только повторить тебе то, что мне сказал Ранулф, а сказал он немного.
Вильгельм медленно продолжал одеваться. Из-за головной боли было трудно думать. Пока он искал забытья в вине и объятиях шлюхи, Генрих искал ответы – и большинство из них, судя по всему, вели в ложном направлении. Вильгельм сосредоточился на застегивании пояса.
– Вчера, во время охоты, когда мы остановились на пикник, Маргарита подошла ко мне на берегу ручья… Мы говорили о прошлом, и она поцеловала меня.
Глаза Болдвина округлились в отчаянии.
– Христос на кресте! – пробормотал он.
Вильгельм покраснел.
– Это был дружеский поцелуй. Да, это было глупо, и этого не надо было делать, но никто не собирался обманывать Генриха. Я клянусь тебе телом нашего Господа Иисуса Христа, что ни разу в жизни не прикоснулся к Маргарите как любовник. И она ко мне тоже. Все, кто утверждает обратное, лжецы. – Он протянул руку к плащу. – Мне нужно встретиться с Генрихом.
– Я же сказал тебе: это невозможно, – раздраженно заявил Болдвин. – Он тебя не примет.
– Но я должен хотя бы попытаться – с мрачным видом ответил Вильгельм, направился к двери, потом повернулся к Болдвину. – Я пойму, если ты отвернешься от меня.
Болдвин фыркнул и положил руку на плечо Вильгельма.
– Если я когда-нибудь встану на сторону жаб вроде Адама Икебефа и братьев де Куланс, то это будет день моей смерти. Если я смогу тебе помочь, то помогу. Я отправлю письма отцу. Я знаю: он тебе поможет.
Вильгельму не понравились мысли Болдвина. Похоже, друг считал, что его дела при дворе теперь пойдут плохо и изменить ничего нельзя. Но сам он мог только войти в логово льва и выяснить, что его ждет.
Глава 19
Бетюн, Артуа,
декабрь 1182 года
– Если ты послушаешься моего совета, то и близко не подойдешь ко двору в Рождество, хотя я знаю, что ты его не послушаешься, – заявил отец Болдвина, Роберт де Бетюн, обращаясь к Вильгельму, когда тот садился на коня.
Вильгельм жил у него в Бетюне после турнира. Теперь он уезжал. За спиной лежала свернутая постель, а на вьючной лошади были привязаны доспехи и оружие. Византин нетерпеливо бил копытом в землю, желая поскорее тронуться в путь.
– Я должен, – ответил Вильгельм. – Молодой король все еще остается моим господином, и так или иначе я должен разобраться в возникшем между нами непонимании.
