Я лейтенанту говорю:
– Давай пленных возьмем, а на обратном пути напилим дров и привезем.
– Давай.
Берем пилу, топор и едем за пленными. Приезжаем в часть, которая только что освободила какой-то городишко. Там нам дали человек 15 пленных. Сажаем их в машину и поехали. Доехали до леса. Я говорю:
– Пора пилить.
И конвойным:
– Давайте немцев с машины.
Как они перепугались:
– Ааа! Комрад! Комрад! Нихт шиссен!
– Слезай! – Я им командую. – Стройся! – И веду в лес.
Кто орет, кто плачет, кто просто идет опущенный. Мне лейтенант говорит:
– Ты им объясни, что работать.
– Комрад, арбайтен! – Показываю на пилу.
Они обрадовались. Напилили быстро машину дров. Приехали к поляку. Он нам дал ящик водки, метра два колбасы и коробку сигарет. Я обалдел! Я немцам – водку, сигарет, еды. Проехали километров 5 – стучат по крыше: «Комрад арбайтен!» Я говорю: «У меня ни пилы, ни топора!» Доезжаем до следующего кафе. Я – к директору:
– Дрова нужны?
– Нужны.
– Пилу давай!
Поехали. В общем, в часть мы вернулись дня через три. Мне от комбата нагоняй:
– Где ты был?! Сволочь! Под трибунал пойдешь!
Я приношу ему ящик с водкой, сигаретами и колбасой. Он:
– Ты что, с ума сошел?! Ты где все это взял?! Украл?!
– Зачем украл – заработал! Дрова пилили.
Потом я поехал в госпиталь, отдал винтовки, привез командиру лошадь и саблю. Сшили ему венгерку, папаху. Сел на коня командир автомобильного батальона и объезжал свое хозяйство верхом: «Ну как, ребята, готовы? Готовы? Быстро собирайтесь за пленными!»
Это я тебе один такой случай рассказал, а потом я заготовку дров в практику ввел, и когда приезжал в лагерь для военнопленных, немцы при виде меня кричали: «Комрад! Комрад!» Мне конвойные говорят: «Чего это немцы тебя приветствуют? С какой стати?! Что у тебя за отношения с ними?» Я говорю: «Ну, водки и сигарет им дал». Вот. А с охотой у меня ничего не вышло – я стрелял по зайцам, по косулям, но никого я не убивал. А один раз за зайцем с «ППШ» бегал. Так пока магазин не опустошил – не успокоился, но попасть не смог.
Как-то поехал я за пленными, и поляки направили меня по заминированной дороге. Бежит навстречу сапер, машет миноискателем и матом меня кроет. Я останавливаюсь:
– Ты куда едешь! Там же знак висит, что дорога заминирована!
– Нет там знака.
– Давай разворачивайся.
Я стою на обочине, а за кюветом – этот минер. Я беру еще правее и попадаю прямо на мину. Взрыв. От этого минера ничего не осталось, а мы все контуженные. Наше счастье, что машина ехала медленно и мина взорвалась под двигателем. Я был весь в мелких осколках – в руке и в животе. Я их отверткой выковырял. Привезли нас в часть, и там мне все забинтовали. Так я в госпиталь не обращался. Живот прошел, а рука начала опухать и краснеть. Меня направили в госпиталь, где я провел неделю. Поскольку я служил в войсках НКВД, то после госпиталя меня направили не в запасной полк, как всех, а дали документы, в которых были указаны только номера госпиталя и части, и отпустили. Такие документы, пока они не отмечены, позволяли спокойно перемещаться по стране, и я решил поехать в Москву.
В госпиталь регулярно прилетали летчики и увозили раненых в тыл. Я говорю: «Ребят, а как бы мне с вами в Киев попасть? Подбросьте меня?» – «Хорошо». На У-2 меня кладут в плетеную люльку, которая крепилась на крыле. Застегивают и везут в Киев. В Киеве меня высаживают. Я иду на рынок, покупаю железку и плоскогубцы и делаю ключ от вагонов. Иду на вокзал. Но на вокзале не могу залезть в вагон, потому что проводники запирают двери не только на ключ, но и на палку, и я еду очень долго на подножке. Бегу к машинисту и прошу довезти меня. Он говорит: «Кидай мне уголь». Нет вопросов. Довез он меня до станции, где уже поезда на Москву идут. Там залез в вагон, забрался под нары. И доехал до «Москвы -2». Мне нельзя было попадаться на глаза патрулям, поскольку они поставят мне штамп, а в Москве у меня должны быть чистые документы. Там я на ходу поезда спрыгиваю, снимаю звездочку и погоны – пытаюсь сделать из себя штатского. Дурак! Полный дурак! Все равно ведь в шинели! Сажусь в троллейбус и еду на Арбатскую площадь. Там по стеночке, по стеночке и домой. Отец как увидел меня:
– Ты откуда, сукин сын?!
Я все рассказал.
– Да кто ты вообще такой?! Ты не мой сын! Ты какой-то Копылов Ануфриевич. Ты чего приперся ко мне? Иди к своему Ануфриевичу!
– Пап…
– Какой я тебе папа, ты мне чужой! Ты – дурак! Ты соображаешь, что ты сделал! А ну давай на вокзал и в часть!
Меня мать проводила опять в район «Москвы-2». Там я запрыгиваю на подножку – дверь закрыта. А это декабрь месяц 1944 года. Холод зверский. И вот я на этой подножке еду почти до Коломны. Замерз совершенно. На остановке под Коломной залез в вагон, в котором ехал старшина-танкист. Он говорит:
– Ты откуда?
– Из госпиталя. А ты?
– Да я от эшелона отстал.
– От какого эшелона?
– Да вот идут эшелоны с Урала с танками, я и отстал.
– И что теперь?
– А сейчас доедем до Коломны, а там я в комендатуру пойду, и меня опять на Урал за танком отправят. Мне хватит, я повоевал. Вот у меня два ордена Красной Звезды есть.
– Да тебя поймают – и в штрафной.
– Да, я же не бегаю, просто от эшелона отстал и в комендатуру сам иду. А потом еще раз отстану.
Я рассказал, что я шофер. Он говорит:
– Хочешь со мной на пересыльный пойти?
– Давай, – говорю.
Вот мы пришли в комендатуру, и нас отправили на пересыльный пункт. Вдруг днем он пропал. Нет его! Утром приходят покупатели – нужен водитель. Я иду и обнаруживаю, что прав у меня нет. Украл этот танкист у меня права! Я говорю: «Нет прав». Мне отвечают, что раз нет прав – ничего сделать не можем. Я начинаю писать, что могу быть автослесарем, жестянщиком, плотником. Тут приходит покупатель набирать людей в Чкаловск, что недалеко от Москвы, в школу портных и сапожников.
– Я портной.
– Что ты умеешь шить?
– Я все умею шить.
Посылают меня в Чкаловск. Там мандатная комиссия проверяет, что ты умеешь. Сидит портной в чине генерала и требует заправить иголку, шить, обметывать.
Я сразу в цех и говорю ребятам-портным: «Ребята, я хочу, чтобы меня к вам взяли. Покажите, как шьют, как иголку вставляют». Ну, показали, на какой палец наперсток надеть, как заправлять. Отработал я стандартные движения и прошел тест. После него подхожу к генералу, говорю:
– Я сам москвич, хотел бы с родными повидаться.
