Свищет ветер у ворот у тесовыих,
Красну девку ждет-пождет!
Ой, дид-ладо, ждет-пождет!
Глава десятая
И с этого поля сраженья никто
Домой не вернулся живым…
Ли Бо
Дымные тучи мрачно клубились над горами. Осенний дождь сменялся мокрым снегом. Корявые сосны стонали и скрипели, взмахивая ветвями над головой Чэна. Он плотнее закутался в накидку из козьих шкур, внимательно глядя со скалы вниз, на извилистую тропинку, протоптанную по дну ущелья. У пояса юноши висел сигнальный рог, лук и колчан со стрелами.
После того как рябой Бао освободил его и помог бежать из столицы, Чэн долго лежал в джонке бобыля Чжао. Здесь он узнал, что монаха Гао и тысячника Чжана казнили на главной площади Ханбалыка, медленно разрубив на части.
Сердце Чэна окаменело от скорби. Почувствовав себя немного крепче, он упросил молчаливого Чжао проводить его к Ши Чуну, в лагерь «травяных разбойников».
Прошло несколько недель. Чэн привык к пустынным лесам и скалам, привык к людям, с которыми он теперь жил и делил последнюю горсть проса. Он сочувствовал их тоске по оставленным семьям и привычному крестьянскому труду, понимал их гнев и отчаянье и прощал их грубость.
Иногда он напевал для них простые песни, играя на лютне.
Когда они молились Гоу-луну и приносили жертвы горным демонам, Чэн вполголоса вспоминал стихи великого Цюй Юаня «Жалобы изгнанника» или искал в ночном небе соотношение созвездий Ци и Би.
Он научился ездить верхом, владеть саблей и подолгу упражнялся в стрельбе из лука.
И вот, стоя в дозоре, Чэн наблюдал, как дикие козы прыгали по камням, переходя ущелье.
Вдруг козел-вожак поднял круторогую голову и, почуяв опасность, бросился в сторону. Все стадо помчалось за ним.
На тропинке показался человек в войлочном плаще и рогожной шапке. Он неуверенно поглядывал кругом, видимо, припоминая местность.
Чэн собрался дать тревожный сигнал, но человек был один, и юноша передумал. Он вынул из колчана стрелу, приготовил лук и стал ждать.
Когда неизвестный приблизился, Чэн выступил из засады и крикнул:
– Стой! Кто ты? И кого здесь ищешь?
Человек обрадованно повернулся к нему:
– Значит, я взял правильное направление. Я – от старшины Вэя и рябого Бао…
– Они мне известны.
– Я ищу Ши Чуна, князя «травяных».
– Ши Чун находится в лагере. Иди впереди меня.
На широкой поляне чернели шатры из продымленных дырявых войлоков. Вокруг костров сидели вооруженные люди.
– Позовите железнорукого, – сказал Чэн.
Ши Чун вышел из шатра. На нем был домотканый халат, на голове – повязка, у пояса – кривой меч.
– У тебя есть пропуск? – спросил он человека, приведенного Чэном. Незнакомец достал из-за пазухи обломок старинной нефритовой статуэтки и подал Ши Чуну. Главарь разбойников соединил обломок со вторым куском нефрита и получил изображение Фэй-ляня, бога ветров.
– Хорошо, – сказал Ши Чун. – Рассказывай, с чем тебя послали.
– Наши люди давали мне коней в каждом тане. Я скакал день и ночь.
– Вэй не шлет мне гонцов по пустякам.
– Новый наместник Янчжоу-фу во главе богатого каравана едет по назначению. Он любопытен, часто оставляет караван и с небольшой охраной сворачивает с почтового тракта. Вечером они будут в тридцати ли отсюда. Поспеши, железнорукий!
Ши Чун захохотал, оскалив белые зубы, и толкнул одного из своих людей:
– Эй, Цзан, скачи к старому хитрецу Гэ и передай, чтобы он готовился завтра на рассвете напасть на богатый караван. А у нас вечером будет хорошая охота в тридцати ли от лагеря. Точите ножи и копья на ханских свиней!
Бледное солнце склонилось к черному излому хребта. Каменистая дорога то тянулась по краю пропасти, то извивалась среди узловатых, изуродованных ветром деревьев и нагромождения замшелых валунов.
Послышался звон колокольчиков, из-за поворота показалась легкая повозка, разрисованная красным лаком. Толстый татарин в обшитом тесьмой чапане погонял сытых лошадей. Позади повозки десять всадников в шлемах и панцирях ехали, поглядывая на крутые склоны, нависшие над дорогой.
Резко хлопая крыльями, взлетели дикие голуби. Раздался пронзительный крик, и около полусотни вооруженных людей неожиданно окружили повозку.
Всадники прикрылись щитами и стали бешено отбиваться кривыми мечами. Двое принялись колотить в барабаны, прикрепленные ремнями к седлу.
Все закружилось и замелькало с хрипеньем, стуком и визгом. Началась отчаянная жестокая рубка.
Грузный воин с длинным пером на шлеме кричал, нанося удары направо и налево:
– Господин Марко, не выходи из повозки! Скоро примчится помощь! Они слышат барабаны!
Смуглая рука оторвала пряжку полога и распахнула дверцу. Широкоплечий темнобородый человек в дорогом халате появился из повозки и, перекрывая звон оружия и вопли сражающихся, позвал сильно и властно:
– Ко мне, Толай!
Рубя и отбрасывая повисших на нем разбойников, словно стаю остервенелых псов, кипчак толкнул коня и загородил наместника своей латной грудью и огромным щитом.
Чэн сражался рядом с Ши Чуном. Юноша сразу узнал наместника – это был чиновник, который допрашивал Чэна в Ханбадыке, – значит, и он из числа ханских палачей, чьими руками погублен праведный отец Гао и отважный Чжан И.
Несмотря на то, что китайцев было намного больше, чем воинов, охранявших повозку, почти половина из них уже лежала под копытами коней.
Размахивая топором, Чэн видел все ближе нахмуренное лицо с твердо сжатыми губами и светлыми глазами демона. Мстительная радость кипела в сердце Чэна, он не думал о том, что может погибнуть. Пусть кровь чужеземца будет священной жертвой за кровь учителя!
В это время Ши Чун, израненный, страшный, издал потрясающий хриплый рев:
– Проклятье! К ним скачет подмога! Спасайтесь, бегите в горы!
Чэн оглянулся: по дороге мчался отряд латников с яростно занесенными саблями. Чэн бросился к наместнику, во что бы то ни стало стараясь дотянуться до него топором, но копье огромного кипчака глубоко вонзилось ему в живот. Застонав, юноша опрокинулся под колеса повозки.
Круг нападающих распался. Китайцы в беспорядке полезли вверх по откосу.
Всадники на вертящихся храпящих конях без устали звенели тетивой тугих луков, и черные стрелы высвистывали мелодию смерти.
Только Ши Чуну удалось скрыться в лесу. Остальные лежали вокруг повозки или повисли головой вниз, зацепившись одеждой за сучья деревьев, росших на крутых склонах. Было убито и шестеро татар – пять воинов и возница.