Издалека до Лорел долетал их визг. Внутри словно сжалась растянутая струна. Ей было нетрудно вообразить их у ручья, словно на старинной гравюре. Резвятся на отмели, юбки подоткнуты с боков под резинки трусов. Роуз укрылась за камнями и рисует на песке мокрым прутиком, болтая в воде тощими ногами; Айрис успела промокнуть до нитки и страшно разозлилась; Дафна трясет кудряшками, сложившись пополам от хохота.
Должно быть, клетчатый плед расстелен на траве, мама стоит по колено в воде, отпуская в плавание последний кораблик. Папа наблюдает с берега: брюки закатаны, во рту сигарета. На лице выражение легкого изумления, словно он до сих пор не верит собственному везению.
У его ног малыш. Шлепает по воде босыми пятками, заливаясь хохотом, тянет пухлые ручки к матери. Свет их очей…
Малыш. Разумеется, у него есть имя. Джеральд. Однако никто его так не называет, Джеральд – слишком взрослое имя. Сегодня ему исполнилось два года, но личико сохранило младенческую округлость, на щеках ямочки, глаза блестят озорством, а еще у него восхитительные толстые ляжки. Иногда Лорел трудно удержаться, чтобы не тискать его слишком сильно. Все сестры добиваются расположения брата, и каждая уверена, что он выделяет ее среди других, хотя на самом деле его любимица Лорел.
Неужто она пропустит его второй день рождения? О чем только она думает? Торчит тут битый час. А ведь собирается вечером улизнуть на свидание к Билли!
Лорел задохнулась от стыда, но тут же придумала, как все исправить: надо спуститься с дерева, заскочить на кухню за ножом и отнести его к ручью. Она будет образцовой дочерью, примером для младших. А если уложится в десять минут, то заработает дополнительные очки. Теплый ветер обдувал загорелые икры. Не мешкая, Лорел поставила ногу на верхнюю ступеньку лестницы.
Впоследствии Лорел часто спрашивала себя, как бы все обернулось, если бы она вылезала из домика чуть помедленнее. Возможно, ужасных событий удалось бы избежать. Однако она спешила, и случилось то, что случилось. Лорел мучило смутное чувство вины, однако могла ли она управлять своими поступками? Совсем недавно ей хотелось побыть одной, сейчас не терпелось оказаться в гуще событий. Она была словно флюгер на крыше, ее бросало из крайности в крайность. Волнующее и немного пугающее чувство.
Лорел так спешила к своим, что проехалась коленкой по деревянному порожку. Морщась от боли, она опустила глаза на алую струйку крови. Ничего не поделаешь, придется вернуться.
Сидя на полу домика, она разглядывала царапину, гадая, заметит ли Билли засохшую корочку на ее коленке, когда со стороны ручья донесся шум. Барнаби несся сквозь высокую траву, уши хлопали на ветру, словно бархатные крылья. Мама в платье, которое сшила своими руками, шла следом через поляну. Малыш Джерри с комфортом устроился у нее на руках, голые ножки выглядывали из-под пляжного костюмчика, защищавшего нежную кожу от солнца.
Они были далеко, но порыв ветра донес пение. Эту песенку мама в свое время пела каждому из них. Медленно проводила пальцами от живота до подбородка, и малыши млели от удовольствия, заливались хохотом и просили еще.
Эти двое – мать и дитя – были так поглощены друг другом и являли собой такую идиллическую картину на фоне залитой солнцем лужайки, что сердце Лорел разрывалось между радостью и ревнивой грустью.
Мама открыла калитку и пошла по направлению к дому. А ведь она пришла за ножом для торта, догадалась Лорел. Какое невезение!
С каждым маминым шагом возможность оправдаться таяла на глазах. Лорел надулась и, вместо того чтобы слезть с дерева или окликнуть маму, легла на пол и впала в мрачное оцепенение.
Обруч, прислоненный к стене, беззвучно свалился в траву. Лорел сочла это безмолвным проявлением солидарности. Пусть хорошенько соскучатся без нее, а она придет к ручью, когда будет готова. Лорел как раз собиралась перечитать «День рождения», помечтать о взрослой жизни вдали от здешних мест, о жизни, в которой нет места царапинам на коленках.
В дальнем конце аллеи возник смутный мужской силуэт. Впоследствии Лорел не могла объяснить, что заставило ее поднять глаза. На одну ужасную секунду она решила, что Билли приехал пораньше и решил сам за нею зайти. И только когда мужчина приблизился и Лорел увидела, как тот одет: рубашка без пиджака, черные брюки, черная старомодная шляпа, – она вздохнула с облегчением.
На смену облегчению пришло любопытство. Чужаки редко захаживали на ферму, особенно пешком. Однако, разглядывая незнакомца, Лорел испытывала дежавю. А впрочем, неважно, у нее отличный наблюдательный пункт, грех не воспользоваться случаем исподтишка за ним проследить.
Упершись локтями в подоконник, Лорел пристально всматривалась в приближающегося мужчину. Довольно красив, хотя и немолод, держится с достоинством. Незнакомец производил впечатление человека, которому некуда спешить. Любого из папиных приятелей-фермеров Лорел узнала бы издали. Заблудился? Вряд ли. Ферма стояла вдали от дорог. Может, цыган или бродяга, из тех, что иногда забредают сюда в поисках работы? А что, если – от этой ужасной мысли Лорел вздрогнула – это тот, о ком писали в местной газете? Взрослые говорили о нем с явным беспокойством. Неизвестный, тревоживший покой компаний, мирно пирующих на природе, пугавший женщин в безлюдных местах ниже по реке.
Лорел вздрогнула, но нет, тревога оказалась ложной. Незнакомец не был бродягой – с плеча у него свисала кожаная сумка. Коммивояжер, будет уговаривать маму купить очередную энциклопедию, без которой ей никак не обойтись, только и всего.
И разочарованная Лорел отвернулась от окна.
Спустя несколько минут снизу донеслось низкое рычание Барнаби. Спаниель стоял посередине аллеи, не сводя глаз с незнакомца, который отворял калитку в сад.
– Тихо, Барнаби, – раздался мамин голос из дома. – Мы уже идем. – Она вышла, встала на пороге, что-то шепнула на ушко малышу, чмокнула его в розовую щечку, и тот расплылся в улыбке.
Калитка за домом скрипнула – щеколду давно не смазывали, – и пес снова зарычал. Шерсть у него на спине встала дыбом.
– Хватит, Барнаби, – повторила мама. – Да что на тебя нашло?
Незнакомец вышел из-за угла, мама обернулась – и улыбка сошла с ее лица.
– Привет, – произнес незнакомец и поочередно промокнул виски носовым платком. – Отличный выдался денек.
При виде нового лица физиономия младенца расплылась от удовольствия, и он протянул навстречу чужаку пухлые ручки. Никто бы не устоял перед таким приглашением, и незнакомец, сунув платок в карман, шагнул вперед, слегка подняв руку, словно благословляя малыша.
И тут, к удивлению Лорел, мама проявила недюжинную расторопность: отпрянув, она с размаху опустила малыша на голую землю у себя за спиной, и оторопевший младенец, не привыкший к такому обращению, заплакал.
Лорел застыла, не в силах двинуться с места. Никогда в жизни ей не приходилось видеть на мамином лице такого выражения. Страх, догадалась она. Мама была до смерти напугана. Внезапно Лорел ощутила, что ее уверенность в себе улетучилась, а на смену ей пришла холодная тревога.
