Глава 7 Тигриная удача
Как и каждая американоазиатская женщина в возрасте около тридцати лет, я носилась с идеей написать основанный на истории моей семьи эпический роман о взаимоотношениях матерей и дочерей на протяжении нескольких поколений. Это было ещё до того, как родилась София; я тогда жила в Нью-Йорке, силясь понять, что я забыла в адвокатской фирме на Уолл-стрит.
Всю жизнь я принимала важные решения по неправильным поводам, но, слава богу, мне везло. В Гарварде я занималась прикладной математикой, поскольку думала, что это порадует моих родителей; я бросила её, потому что папа, глядя, как я бьюсь над задачей во время зимних каникул, сказал, что я пытаюсь прыгнуть выше головы, и тем самым спас меня. Но потом я автоматически переключилась на экономику, поскольку та казалась мне серьёзной наукой. Я написала диссертацию о маятниковой миграции семей с двумя работающими родителями, и тема показалась мне такой скучной, что я не могла вспомнить ни одного своего вывода.
В школу права я поступила в основном потому, что не хотела идти в медицину. На юридическом я прекрасно училась, благодаря тому, что работала на износ. Меня даже взяли на работу в страшно престижный журнал Harvard Law Review, где я познакомилась с Джедом и стала выпускающим редактором. Но я переживала из-за того, что адвокатура - это не моё. Права преступников не беспокоили меня так, как других студентов, и я буквально деревенела всякий раз, когда меня вызывал профессор. Также я по природе своей не была склонна к скепсису и сомнениям; я всего-навсего хотела законспектировать лекцию профессора и выучить её наизусть.
Выпустившись из университета, я устроилась на работу в адвокатскую фирму на Уолл-стрит, потому что это был путь наименьшего сопротивления. Я выбрала корпоративное право, поскольку не любила судебные слушания. Я по-настоящему заслуживала этой работы; бесконечные рабочие дни не портили мне настроение, я всегда хорошо понимала, чего хотят клиенты, и переводила их желания на язык юристов. Но все три года, что я работала в фирме, мне казалось, что я самозванка и в своём костюме выгляжу нелепо. Во время подготовительных сессий с инвестиционными банкирами, пока остальные только и думали что о многомиллиардных сделках, я вдруг понимала, что думаю об ужине, и никак не могла заставить себя решить, а должно ли предложение:
Любое положение, содержащееся в документе, который уже является или может быть признан неотъемлемой частью заявки, должно быть изменено или заменено в рамках предложения/оферты в соответствии с положением, содержащимся в данном (документе) или в любом другом позднее составленном документе, который также включён в настоящий документ... - начинаться со слов "Для лучшего понимания компании”.
Джед, напротив, обожал юриспруденцию, и этот контраст делал мою профнепригодность ещё более вопиющей. В той юридической фирме, специализировавшейся на поглощениях периода 1980-х, он любил писать отчёты, судиться и добиваться успеха. Затем он вступил в Американскую коллегию адвокатов и засудил парней из мафии, и это ему тоже понравилось. Ради развлечения он написал стостраничную статью о праве на частную жизнь - точнее, статья буквально написалась сама собой, - и её напечатали в том самом Harvard Law Review, где мы вместе работали, будучи студентами (и где практически никогда не публиковали тексты, написанные не профессорами). Следующим номером стал звонок декана Йельской школы права, и, хотя это я была тем человеком, который всегда хотел стать преподавателем (думаю, мне хотелось пойти по стопам отца), именно Джед за год до того, как родилась София, получил должность профессора в Йеле. Для него это стало работой мечты. Он был единственным молодым специалистом на факультете, золотым мальчиком, окружённым блестящими коллегами, которые думали так же, как он.
Я всегда считала себя человеком с богатым воображением и множеством идей, но в обществе коллег Джеда мой мозг превращался в желе. Когда мы только переехали в Нью-Хейвен - я была в декретном отпуске из-за рождения Софии, - Джед сказал своим факультетским друзьям, что я тоже подумываю о профессуре. Но, когда они спросили, какие области права меня интересуют, я повела себя как жертва инсульта. Я так нервничала, что не могла разговаривать или думать. Когда я всё-таки заставила себя говорить, моя речь была невозможно корявой и ничто не связывало слова в предложениях.
Тогда-то я и решила написать эпический роман. К сожалению, у меня не было к этому никаких способностей, о чем мне намекнуло вежливое покашливание и хихиканье Джеда, читавшего мою рукопись. Более того, Максин Гонг Кингстон, Эми Тэн и Юнг Чанг своими книгами “Воительница”, “Клуб радости и удачи” и “Дикие лебеди” положили меня на обе лопатки. Поначалу, мне было горько и обидно, но затем я поборола эти чувства и заболела новой идеей. Благодаря своим знаниям в области юриспруденции и семейному опыту я могла бы написать о законах и этнической принадлежности людей в развивающихся странах. В принципе мне всегда нравились беседы об этносе. А закон и технология развития, которую в то время изучали очень немногие люди, были моей специальностью.
Звезды выстроились в правильном порядке. Сразу после рождения Софии я написала статью о приватизации, национализации и этничности в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, и её опубликовала Columbia Law Review. Вооружившись этой статьёй, я начала искать преподавательскую работу по всей стране. В припадке ошеломляющего безрассудства я согласилась на собеседование с комиссией по найму Йеля. Я встретилась с отборщиками за обедом в пугающем йельском заведении Mory's и была настолько косноязычной, что оба профессора извинились и рано ушли, а декан школы права оставшиеся два часа рассказывал об итальянском влиянии в архитектуре Нью-Хейвена.
На факультет меня не позвали, то есть обед я провалила. Иными словами, коллеги Джеда меня отвергли. Это было не здорово, поскольку осложнило процесс моей социализации.
Но затем я получила другое серьёзное предложение. Когда Софии было два года, юридическая школа при университете Дьюка предложила мне преподавательскую должность. На радостях я тут же согласилась, и мы переехали в Дурхам, Северная Каролина.
Глава 8 Лулу и её музыкальный инструмент
Я обожала Дьюк. Мои коллеги были великодушными, добрыми и умными, и мы быстро сдружились. Единственной помехой было то, что Джед все ещё работал в Йеле, располагавшемся в пяти сотнях миль от нас. Но мы справились с этим, проведя несколько лет в разъездах между Дурхамом и Нью-Хейвеном, хотя Джед, конечно, ездил больше меня.
В 2000 году, когда Софии было семь лет, а Лулу четыре, меня пригласили посетить юридическую школу
Нью-Йоркского университета. Мне была ненавистна сама мысль об отъезде из Дьюка, но Нью-Йорк был намного ближе к Нью-Хейвену, так что мы упаковали вещи и на полгода перебрались на Манхэттен.
Это были напряжённые полгода. “Посетить" в юридическом мире означает присоединиться к факультету на экспериментальной основе. Обычно это собеседование длиной в семестр, во время которого ты пытаешься впечатлить всех и каждого своим умом и в то же время подлизываешься (“Но у меня есть с вами свои счёты, Бернард. Нет ли у вашей модели сдвига системы понятий куда более далеко идущих последствий, чем вы думали?” или “Я не уверена, что сноска 81 в вашей откровенно опасной статье “Закон и Лакан” меня полностью убедила. Вы не против, если я поручу изучить её своим студентам?").
