Он очень хотел позвонить и лишь огромным усилием воли остановил себя и не стал будить их всех. Он не хотел показывать своего страха. А теперь по их лицам он видел, что поступил неправильно.
Он боялся всю свою жизнь, и всю его жизнь страх мешал ему принимать правильные решения.
— В следующий раз звони, — сказал шеф, строго глядя на него. — Мы команда, мы должны знать всё.
— Oui, patron.
— Отпечатки с них сняты? — спросил Бовуар.
Морен кивнул и поднял конверт:
— Отпечатки здесь.
Бовуар выхватил конверт из его руки и понес к компьютеру, чтобы просканировать. Но и оттуда его взгляд постоянно возвращался к двум скульптурам.
Гамаш наклонился над столом, разглядывая вещицы через свои полукруглые очки.
— Они весьма примечательны.
Радость маленьких деревянных путешественников была ощутима. Гамаш наклонился, чтобы его глаза были на одном уровне с резными скульптурами — они теперь плыли на него. Эти две скульптуры казались двумя частями одного целого. Корабль, наполненный людьми, плыл к берегу. А другие счастливые люди ждали его.
Так почему же он испытывал беспокойство? Почему он хотел предупредить пассажиров: «Развернитесь и плывите в другую сторону»?
— Там снизу на них что-то написано, — сказал Морен.
Он взял одну из скульптур и показал ее шефу, который посмотрел, потом передал ее Лакост. Бовуар взял другую скульптуру, увидел на ней ряд букв. «Чепуха какая-то», — подумал он, хотя и чувствовал, что они несут какой-то смысл. А какой — им предстояло выяснить.
— И что это значит? — спросил Морен.
Трое более опытных полицейских переглянулись.
— Понятия не имею, — признался старший инспектор. — Большинство резчиков помечают свои работы, подписывают их так или иначе. Может быть, и этот автор расписался таким образом?
— Тогда почему подписи разные? — спросил Морен.
— Справедливое замечание. Я в недоумении. Возможно, суперинтендант Брюнель нам объяснит. Она приедет сегодня утром.
— Я нашел еще кое-что, — сказал Морен. — Сделал фотографию. Она пока у меня в аппарате. Видно не очень хорошо, но…
Он включил свою цифровую камеру и протянул ее Бовуару, который мельком взглянул на фото.
— Слишком маленькая, ничего не видно. Нужно сбросить ее на компьютер.
Они продолжили разговор, а Бовуар сел за компьютер и перегрузил изображение.
— Tabarnac, — услышали они его шепот.
— Что тут? — Гамаш подошел к нему, Лакост тоже, и они склонились к плоскому экрану.
На фотографии была паутина и слово.
«Вор».
— И что это значит? — спросил Бовуар, ни к кому не обращаясь.
Гамаш покачал головой. Как паук мог сплести слово? И почему именно это? То же самое слово было вырезано на деревяшке, которую они нашли под кроватью.
— Поросенок что надо.
Все посмотрели на Лакост.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Гамаш.
— Я вчера заходила в будку туалета и нашла там первое издание этой книги с автографом.
— О девочке по имени Джейн? — спросил Морен и тут же пожалел, что сделал это: все посмотрели на него, словно это он сказал «поросенок что надо». — Я нашел в хижине книгу, — объяснил он. — Ее написал какой-то тип по имени Каррер Белл.
Лакост смотрела недоуменным взглядом. У Гамаша взгляд был встревоженный, и Морен даже не хотел знать, с каким выражением смотрит на него Бовуар.
— Бог с ним. Продолжай.
— Это была «Паутинка Шарлотты» Э. Б. Уайта, — сказала агент Лакост. — Одна из самых моих любимых книжек в детстве.
— И моя дочь ее любила, — сказал Гамаш.
Он вспомнил, как снова и снова перечитывал книгу девочке, которая делала вид, что не боится темноты. Закрытого чулана, скрипов и стонов в доме. Он читал ей каждый вечер, пока она не засыпала.
Книга, которая лучше других успокаивала ее и которую он выучил почти наизусть, называлась «Паутинка Шарлотты».
— Поросенок что надо, — повторил он и рассмеялся низким раскатистым смехом. — Это книга о поросенке, которого ждет бойня. Паучиха по имени Шарлотта становится его другом и пытается спасти его жизнь.
— Она делает это, вплетая слова о нем в паутину, — объяснила Лакост. — Вроде «Поросенок что надо», отчего фермер начинает думать, будто поросенок Уилбур какой-то особенный. Книга, которая лежала в туалете, имела авторский автограф.
Гамаш покачал головой. Невероятно.
— И что, получилось? — спросил Морен. — Поросенка удалось спасти?
Бовуар посмотрел на него с презрением. Но в то же время он должен был признать: ему тоже хотелось узнать, что случилось с поросенком.
— Удалось, — сказал Гамаш.
Тут брови его нахмурились. В реальной жизни пауки не оставляют надписей в своих паутинах. Кто же это сделал? И зачем? И почему «вор»?
Ему не терпелось вернуться в хижину.
— Там есть кое-что еще.
Все глаза снова повернулись к простачку-агенту.
— Я говорю о туалете. — Он повернулся к Лакост. — Вы там ничего не заметили?
— Ты хочешь сказать, кроме первого издания с автографом автора и долларовых купюр вместо туалетной бумаги?
— Не внутри. Снаружи.
Лакост подумала и отрицательно покачала головой.
— Наверное, было слишком темно, — сказал агент Морен. — Я воспользовался туалетом вчера вечером и тоже ничего не заметил. Только сегодня утром.
— И что же это? Не тяни уже душу, — резко сказал Бовуар.
— Там есть тропинка. Она ведет к туалету, но не обрывается возле него, а продолжается дальше. Я пошел по ней сегодня и вышел сюда.
— К оперативному штабу? — спросил Бовуар.
— Нет, не совсем. Тропинка попетляла по лесу и вышла вон туда. — Он показал на холм над деревней. — Я пометил то место, куда она выходит. Думаю, что смогу его найти снова.
— Это было глупо с твоей стороны, — сказал Гамаш. Вид у него был строгий, и голос звучал холодно. Морен тут же покраснел. — Никогда, ни в коем случае не ходи по лесу один. Ты мог потеряться.
— Но вы бы меня нашли, разве нет?
Они все знали, что Гамаш нашел бы его. Если он нашел их один раз, то нашел бы и во второй.
— Это был ненужный риск. Никогда больше так не делай. — Карие глаза Гамаша смотрели с укоризной. — Подобная ошибка могла стоить тебе жизни. Или кому-то другому. Никогда нельзя расслабляться. В лесу всюду таятся угрозы. В том числе и со стороны убийцы, которого мы ищем. Ошибка могла стать роковой.
