Яны не было дома. Василий открыл дверь квартиры и не сразу понял, что случилось. Сначала он решил, воры. Вынесли вещи. Кругом бардак: мусор, пыль, старые газеты на паркете. Видно, воры торопились. Но, когда стал осматривать шкафы, пропали не только деньги и золотые украшения, но и гардероб жены – весь, а вместе с ним его личные фотографии, в том числе сделанные в Чечне.
В ванной комнате, куда Василий зашёл в последнюю очередь, губной помадой на зеркале было написано почерком Яны «не звони, я сменила номер».
Естественно, он позвонил. Безрезультатно.
Внутри закипела ярость. Но он оставался внешне спокойным.
Во всей этой истории Василий переживал больше всего за фотографии. Он понял, что она хотела вычеркнуть себя из его памяти навсегда. И второпях, чтобы не перебирать фотокарточки и альбомы, не терять время, – всё забрала с собой. Либо уничтожила…
– Изменщица, – взревел Василий стенам и потолку. – Расстрелять!
Он вспомнил, как после понесённых потерь все были озлоблены. С разведки вернулись казаки, привели двух пленных.
Допрос прошёл жестоко. Один из боевиков был местный, вёл себя достойно. Второй, к всеобщему удивлению, оказался русским наёмником. Сукой, одним словом. Для него приговор был один. Его привели в исполнение сразу после допроса…
Молния в сознании – и он уже здесь, дома…
Семейное болото затягивает, тонешь в нём. Жертв может быть одна, а может – и две. Жену, конечно, кто-то соблазнил, как соблазнили того наёмника, деньгами ли, идеей; Яну – может, любовью, но суть дела это не меняет, решил Василий.
Ему захотелось напиться, но в кармане не было денег даже на бутылку пива. Он позвонил Сергею.
Оставаясь человеком военным, то есть ограниченным, в хорошем смысле этого слова, Василий видел лишь то, что понимал, поэтому, выпивая, не мог учесть всех обстоятельств, происшедших с ним, говорил Сергею то, что думал.
Но его можно было детально рассмотреть в этот момент. Сергей прилагал усилия и выслушивал одну и ту же хрень несколько часов подряд. Он осознавал, что есть события, происходящие помимо человеческой воли, их нельзя предвидеть, и никто не несёт за них ответственности.
– Забудь о ней, – сказал он другу. – Забудь, и всё! Время лечит.
– Не говори, что время лечит, – возразил Василий. – Наоборот. Автобусный маршрут в первую Чеченскую компанию никто не заказывал из нас, и чем дальше по времени от тех событий я отодвигаюсь, тем больше моя плата, выше за тот проезд. И ни один человек не сможет оплатить вместо меня стоимость того билета. То же самое – и сейчас. Разницы я не вижу.
– Нет, Вася, – сказал Сергей. – Контрактником ты был, с билетом на руках, маршрут ты знал, не оправдывайся. Семейные сети ласковые, добровольные. Хотя уже, я замечаю, ты чувствуешь свою долю вины. Это нормально…
– И ты туда же…
– Я не о войне, а о тебе. Жена разрушила старую жизнь. Вот и построй новую. Сможешь?
Василий ничего не ответил. Его восприятие жизни было отрицательным, а то, что жизнь сама по себе ни плоха, ни хороша, он не знал.
ТРИ ЧАСА НАЗАД
Вдали митинговали, санкционированная истерика. Было слышно, как на рок-концерте, кто-то надрывался в микрофон, а толпа поддакивала:
– Привет бандерлогам от сетевых хомячков! Такая странная штука: бандерлогов звали, и они пришли. А где тот парень, который звал? Где тот, кто улыбался с экрана и ухмылялся – где этот человек? Вы его видите?
– Нееееет!!!
– Он здесь?
– Нееееет!!!
– Возможно, просто во времена Киплинга не было телевизора. Тогда бы сразу было понятно, кто здесь питон, а кто маленький трусливый шакал. А сейчас они с помощью своего зомбоящика пытаются сказать нам, что они действительно большие и страшные звери. Но мы знаем, кто они – маленькие, трусливые шакалы. Это так или нет?
– Дааааа!
– Да или нет?
– Дааааа!
Василий посмотрел вниз. Вдруг страшно ему стало. Никогда страшно так не было. И он сделал шаг назад. Самая лёгкая смерть – упасть с высоты или выстрелить себе в висок. Но храбрость исчезла вместе с Орденом Мужества.
Одевшись, Василий спустился на лифте, попытался найти награду. Он видел, куда упал Орден. Но его там не было. Неужели подобрали?
– Привет! – раздался женский голос за Васиной спиной. Он был так знаком ему. Вася медленно обернулся. – Случайно не эту медальку ищешь? – это была Оля. – На, возьми, не разбрасывайся такими дорогими вещами.
Он забрал награду, спрятал в карман.
– Мне кажется, я проявила мужество, чтобы зайти к тебе. Чего стоишь, как карандаш в стакане? В гости я пришла! И бананов купила, которые ты любишь…
– Судьба зашла в мой тёмный лес, – молвил Василий.
– Чегооо?
– Красавица, я говорю, бананы пошли есть, я рад тебя видеть! – оживился он и обнял Олю за плечи. – Идём.
2011 год
Шиза
Если зайти в квартиру Коха, Валерием Николаевичем которого зовут, нищета, бедность крайняя. Нигде, что называется, ничего нет, ни мебели, ни телефона, ни еды какой-либо толковой в холодильнике, шаром покати, словом. Одна кровать скрипучая, стул да стол и телевизор чёрно-белый, маленький, дачный вариант. Это на первый взгляд. Зато в сейфе, спрятанном в кладовой, лежит ноутбук, трубка сотовая, дорогая шмотка, часы и золотой браслет о-го-го – оденешь, ночью сразу снимут в подворотне. Короче, голый, что святой, как говорится, если, конечно, он не прибедняется, а Валерий Николаевич так и делает, как мы уже заметили. Именно в пятницу он прячет всё самое ценное в сейфе, закрывает кладовую на замок – и вперёд, мол, знай наших!
А вообще, Валерий Николаевич Кох экономист, работает в крупной международной компании, зарплата у него цифра пятизначная, зеленью окрашенная, всё путём, в самом деле, красиво. С понедельника он ценный работник, значимый для компании, для сослуживцев – Валерий Николаевич, и только, а в последний рабочий день недели, покидая пределы офиса – он Валерик-распиздяй, забулдыга и дебошир.
* * *
Валерик всегда просыпается с бодуна. Он отыскивает заранее спрятанные Валерием Николаевичем пять сотен – жизнь удалась! – и идёт в ларёк за стрёмным пойлом. Именно за ним, потому что, представьте себе, пить водку, купленную в супермаркете, для него дорого. Зачем платить за акциз – правда? – если результат один и тот же, и он не изменится от содержимого в бутылке.
Галка, ларёчница, толстая тётка лет пятидесяти, знает Валерика ни один год. Она встречает его, как родного сына, делает ему замечания, типа, Валерик, сколько пить-то можно, остепенись. Валерик предлагает Галке выпить вместе с ним, она не против, всегда – за. Полбутылки разлиты по пластиковым стаканчикам, Валерик произносит тост: «За тебя, Галя!» – и смотрит, как Галка первой опрокидывает водку в рот, затем пьёт сам. Сосиска напополам. Глубокий вдох, выдох, до завтра, пока-пока…
