Пришёл Кошкин. Подсел к нам.
Барменша, Аня, подошла, сказала:
– Только аккуратно!
Кошкин отдал ей шоколадку и апельсин.
– Анечка, всё будет в норме.
– А Машка, официантка? Она с головой не дружит. Ментов однажды вызвала за распитие крепких напитков… – пить водку я не собирался, но решил уточнить.
– Меньше светитесь.
Аня была своей в доску! Хорошая женщина.
Кошкин налил водки себе и Резе в пластиковые стаканчики. Я с ними чокнулся пивной кружкой.
В последний раз я видел Кошкина без бороды. Сегодня он поменял имидж. Короткая, седая борода делала его похожим на участника бандформирования. Круглое лицо дополняло это впечатление. Приземистый, широкоплечий, с небольшим животиком – Кошкин, как я был наслышан, имел невиданную силу. Ещё бы! Я понимал это, когда здоровался с ним: моя рука утопала в его ладони, рукопожатие у него было чувствительным даже для меня.
И в то же время он обладал неким обаянием: мог поддержать любой разговор, любил животных. В прошлый раз он рассказывал про свою собаку, Дуську, которую нашёл в камышах, на речке. Сегодня говорил о кошках. Одна из самых любимых у него была Муська. Подобрал он её зимой, котёнком, лет восемь назад. Возвращался домой, пьяный. Зима, ветер – холод ужасный! Увидел белый комок. Сидит возле ларька, прячется от ветра. Кошкин поднял его, но, так как был сильно пьян, не смог рассмотреть – кошка это или кот. Засунул за пазуху. Возле стадиона остановился поссать. Котёнка достал, посадил возле ног. Подумал, уйдёт – ну и хуй с ним! Останется – заберу. Котёнок остался. Кошкин снова засунул его за пазуху. Дома накормил, искупал, вытащил из белой шерсти сорок одну блоху (число сорок один он повторил два раза), высушил, отправил спать. Утром рассмотрел – кошка. Но выкидывать не стал, пожалел.
Вскоре из котёнка выросла красивая белая кошка, говорил он, которая гуляла только с одним соседским котом, тоже белым. И всегда приводила белых котят. Но не это самое интересное, пояснил. Муська была преданной. Она, как собака, могла сопровождать меня по городу. В те времена существовал бар «Ночь». Я всегда туда ходил. И она со мной. Ждала до последнего. После – провожала домой. Однажды с семьёй я поехал на кладбище. Взял и Муську с собой. По пьяной лавочке про Муську все забыли, оставили её там… Через пять дней она вернулась!..
В прошлом году пропала вместе с белым котом: и его не стало видно. Наверно, исчезли вместе.
Резя слушал и всё смеялся. Слёзы так и текли из его глаз. Когда Кошкин замолчал, заговорил Резя.
Он рассказывал про свою вторую бывшую жену. Эта женщина, говорил Резя, потирая глаза пальцем правой руки, мне весь мозг вынесла. Ревнивая была. На заводе я работал, инженером и, бывало, часто мотался в командировки. По возвращению домой она изводилась необоснованной ревностью. Будто я ебался на стороне. Да!.. Я ебался, но домой возвращался. Женщины… у них логика отсутствует! Как может мужик не поебаться, если предоставляется такая возможность?..
Я смотрел на Резю и думал про себя: неужели у него и в правду выходило поебаться? Щуплый, худой, сутулый, вечно смеющийся без причины – мне казалось, он врал. Правда, в подробности не вдавался, с кем и как. Чем внушал уважение.
Машка принесла третью кружку пива. Резя и Кошкин почти прикончили семисотграммовую бутылку водки. Пили они быстро. Запивали пивом. И вот здесь запалились. Машка подняла шум.
Слабослышащая, она разговаривала громко. Резя повторял:
– Маша, не кричи! Маша, не кричи! – и смеялся, вытирая глаза от слёз.
Подошла Аня, увела Машу.
– Я же просила, – сказала она, – аккуратно!
Когда они ушли, я спросил у Кошкина:
– А ты Игоря Вовк знал?
Он задумался.
– Знакомое имя… Кличка у него не Макс?
– Макс. Сосед. Был соседом. Живёт теперь в соседнем доме, квартиру купил. Рефом работает в рефрижераторном депо, в поездках по полгода.
И тут Кошкин изменился в лице. Я сидел напротив него. Он перегнулся через столик, сказал:
– Увидишь Макса, можешь так ему сказать: «Чёрт, привет от Кошкина!», – и засмеялся громко, подражая как бы Резе, вызвав тем самым бурную реакцию у Машки: – Я вызову полицию!..
Один из посетителей что-то сказал Кошкину. Он на него цыкнул. Посетитель съёжился, спрятался, голова утонула в плечах.
– Тише! У Маши ума хватит ментов вызвать, знаю, – попросил я его. – Вижу, нагадил он тебе. Я о Максе, э!
– Не только мне. Он кололся. Жил на хате с Брежневым – царство небесное! – жил и тащил у него, то одну вещь, то другую. Дозу купит, а не делится. Сам я наркотой не баловался. Но имел неосторожность Максу занять денег.
– Сейчас он сполз с иглы.
– Раз квартиру купил, значит – у этой твари всё заебись! Пока ещё…
В забегаловку вошла Оля. Она села за соседний столик. Ей принесли пива. Кошкин видел жену, но подходить к ней не собирался. Пьяный, он лишь стукнул кулаком по тяжёлому деревянному столу. Удар был такой силы, что моя кружка пива и его упали на пол, разбились.
– Сука! – сказал он на весь зал.
В этот момент, видимо, Машка вызвала ментов.
Кошкин налил себе и Резе остатки водки. Теперь они не прятались. Выпили.
Я обернулся, посмотрел на Олю. Она была невозмутима.
– Покурим? – спросил я у Кошкина.
– Покурим! – сказал он громко, обращаясь, видимо, к жене.
Мы вышли на улицу. Снега намело достаточно. Давно такой снежной зимы не было. Я достал зажигалку, закурил и увидел подъезжающую машину ментов.
Вышла жена Кошкина. В тот самый момент, когда менты вывались из машины. Их было четверо. Два полицейских, два казака. Новенькая иномарка сверкала свежей надписью «полиция».
– Кто здесь бушует? – спросил, видимо, старший.
– Он, – сказала Оля и показала на мужа.
– Гражданин, пройдёмте!
И тут началось! Кошкин имел невиданную силу. Он не бил полицейских и казаков не бил – он их отталкивал. Они отлетали от него, как теннисные мячики, бьющиеся об ракетку на тренировке, падали в снег, вскакивали, снова бросались в игру, не в бой, но ничего не могли поделать. Пока один из них не вызвал подмогу.
Восемь человек с трудом скрутили Кошкина, посадили в машину.
Там он успокоился.
Я и Резя зашли в забегаловку. Оля с нами. Я взял себе ещё пива.
Резя спросил у Оли:
– Зачем пришла?
– Захотела и пришла.
Жена Кошкина, как мне показалось, не была пьяной. Но лучше бы она здесь не появлялась. Изо рта у неё так же нехорошо пахло парным молоком.
– У меня сын работает в полиции. Он папашу любит, освободит.
