— Живо в комнату! — велела я. — Сегодня я уже достаточно насмотрелась!
Она сползла со стула и, выходя из-за стола, ударила Люси по голове — сильно — сжатым кулаком. Она вылетела из комнаты, хлопнув дверью так, что с потолка отлетел кусок штукатурки. Люси молчала, но я видела, что ее глаза наполнялись слезами. Я обняла ее.
— Прости, — сказала я, коря себя за то, что стала причиной такой боли своих детей. — Кажется, я ошиблась. Я не должна была принимать ее. Это слишком сложно для всех нас. Завтра утром я поговорю с социальным работником.
В шесть с минутами раздался звонок в дверь, и взъерошенный молодой человек представился сопровождающим Джоди на свидание. Она спустилась вниз и вышла в приподнятом расположении духа, а проходя по садовой тропинке, помахала на прощание рукой. Неужели ей совсем не совестно? — думала я. Она хоть понимает, насколько плохо себя ведет, ощущает ту мрачную атмосферу, которая воцарилась в доме?
Это был первый момент настоящего покоя почти за целую неделю. Дети наверху занимались. Я в гостиной смотрела телевизор, но не видела, что происходит на экране. Все в моей голове перемешалось. Жизнь с Джоди не просто была трудной, она была почти невозможной, и впервые за все время я начала переживать, что так и не смогу достучаться до нее. Джоди была самой склочной девочкой, с которой сводила меня жизнь. Она была очень холодной и безучастной и совсем не хотела кому-нибудь нравиться. Казалось невозможным наладить с ней контакт, потому что она не шла навстречу. Она не хотела меняться и предпочитала оставаться в таком обособленном состоянии, в собственном мирке, выражая свои желания и эмоции через насилие и истерики. Насколько я знаю, отношения между людьми требуют умения и принимать, и отдавать, а потребность в любви и одобрении взаимна. Но если одному ничего не нужно из того, что может предложить другой, то найти компромисс невозможно. Вот так и с Джоди. Никогда не встречала ребенка более далекого от реальности и менее стремящегося к теплу и ласке. Казалось, ноша, которую я взвалила на себя, приютив Джоди (как-то разрушить барьер ее эмоциональной отчужденности), увеличилась в сотни раз. Ситуация была безвыходная. Я не могла оставить Джоди, потому что это было жестоко по отношению к моим детям (ее выходки были слишком опасны). Выше моих сил было видеть, во что превращается их домашняя жизнь, как ставится под угрозу их безопасность, тогда как им любовь и стабильность нужны не меньше, чем Джоди.
С другой стороны, я знала, чем чревато возвращение Джоди. Не только тем, что одним отказом будет больше и еще одна черная галочка появится против ее имени, превращая девочку в предмет загадочного ужаса: «Шестеро опекунов за четыре месяца! Только представьте, что за монстр!» Возвращение будет означать, что ее поместят в детский дом. А детский дом уж точно не подходящее место для Джоди. А еще это будет означать, что у нее не останется шанса жить в нормальной семье. Если я не оставлю ее у себя, никакой опекун больше не примет ее. И как я могу считаться опекуном, если не способна помочь самому трудному ребенку?
Пока я так сидела и переживала, на лестнице послышались шаги. Люси и Пола вошли и сели по обе стороны от меня, а Эдриан исчез на кухне. Я была тронута. Дети пришли поддержать меня в моей неудаче. Эдриан принес на подносе чай.
— Держи. — сказал он мне.
— Спасибо, родной.
Эдриан посмотрел на девочек, потом откашлялся.
— Мам, мы тут подумали… — начал он и замолчал.
— И?.. — подтолкнула я.
— Да… Мы хотим, чтобы Джоди еще осталась, хотя бы ненадолго. Мы считаем, нужно подождать и посмотреть, что будет дальше.
Я переваривала услышанное и не могла вымолвить ни слова, пораженная их благородством. Нашу жизнь в последнюю неделю счастливой не назовешь, и дом, вместо того чтобы быть безопасным, тихим пристанищем, стал местом, где тебя могут ударить, толкнуть, напасть на тебя; что уже говорить о визге, от которого мурашки бегут по коже, крике, от которого кровь стынет в жилах, бессонных ночах — таков был разменный курс. И когда я предложила отдать Джоди и вернуть в нашу семью покой и тишину, мои дети решили беспрекословно мириться с этим. Были ли они на самом деле к этому готовы? И снова меня потрясли их невероятная доброта и взрослость — всегда, когда дело касалось приемных детей. Я взглянула на Люси и Полу.
— Вы уверены? — спросила я тревожно. Я не хотела, чтобы потом они сожалели. — Вы точно этого хотите? В ближайшие дни с ней, возможно, станет не легче, а еще труднее.
— Мы все хотим, чтобы она осталась, — подтвердила Люси. — Мы знаем, она изменится. А если нет, мы всегда успеем прогнать ее! — Она ободряюще улыбнулась.
Я почувствовала облегчение и вместе с тем уважение к своим детям. Я знаю, что пристрастна, и наверняка у других родителей тоже есть причины гордиться своими отпрысками, но меня в такие моменты гордость просто переполняет.
Джоди вернулась в девятом часу и была в хорошем настроении. Так же, как и мы. У нас выдались почти три часа передышки, и мы теперь ясно представляли свою цель. Джоди с гордостью показывала, какие куклы и конфеты подарил ей отец. Еще она намеренно дважды сказала, что он купил ей бургер и картошку. Я улыбнулась. Однако, кроме этого, Джоди больше ничего не могла рассказать о встрече с родителями.
Время сна уже давно наступило, и я, как обычно, то принуждая, то убеждая, отвела ее в ванную, а потом уложила спать. Она не хотела новых кукол, но взяла с собой в кровать большую панду, которую принесла с собой, и уткнулась в нее. Я прочитала ей сказку, пожелала спокойной ночи и, оставив свет включенным, закрыла за собой дверь. Меня переполнял оптимизм. Теперь, когда Джоди повидалась с родителями, она начнет привыкать к тому, что две стороны ее жизни существуют параллельно. Я села в гостиной и принялась за книгу, которую пыталась читать уже вторую неделю. Это была сатирическая книга, и я смеялась над ней в голос. В половине десятого Пола позвала меня сверху и сказала, что уже готова спать и я могу подоткнуть ей одеяло. Ребенок может долгое время не отказываться от этого ритуала, пока об этом не проведают его друзья.
Войдя, я заметила, что куклы не было на месте.
— Где Бетси? — спросила я.
Она посмотрела на меня с мольбой в огромных глазах:
— Не расстраивайся, мама, по, кажется, случилась неприятность.
— Какая еще неприятность?
Она кивнула в сторону шкафа. Я подошла и отодвинула дверцу. На дне шкафа лежала Бетси с оторванной головой, из нее высыпалась набивка.
— Это не самая большая неприятность, верно, солнышко? — Я подобрала куски куклы. — Почему ты раньше мне не сказала?
— Я не хотела тебя еще больше расстраивать. Правда, мам. Это всего лишь игрушка. Это неважно.
Я села на кровать, еще раз перебирая в голове все, через что нам пришлось пройти.
— Прости, дорогая. Я за ней следила сегодня, как ястреб. Единственный момент, когда я ее упустила, — это когда была в туалете. Поищу тебе такую же куклу, но впредь всегда говори мне обо всем. Я знаю, тебе жалко Джоди, но у нас есть некоторые шансы помочь ей — и ей предстоит учиться.
