— Вот и отлично, — ликовал Маковский. — Пусть только заявится сюда этот де Мантилья, уж мы найдем способ его разговорить!
— И как же мы узнаем его среди других посетителей? — недоумевал переводчик Гюнтер.
— Нужен тактический подход, — назидательно сообщил Кока Врангель. — Достаточно в прихожей выложить листы, на которых будут расписываться посетители, и он от нас не уйдет!
— А вдруг он не захочет расписаться? — наморщил лоб простодушный Гюнтер.
— Именно поэтому вы, мой юный друг, сядете в прихожей рядом со столом и проследите, чтобы каждый, кто переступит порог редакции, оставил свой автограф, — тонко улыбнулся Врангель.
На выставку дон Гарпия де Мантилья так и не пришел. А на следующий день, после очередной беседы с Черубиной, Маковский, положив телефонную трубку, восклицал:
— Это невероятно! Она знает обо всем, что вчера происходило в редакции! Но как это возможно?
— Должно быть, она ко всем своим талантам еще и ясновидящая, — хмыкнула тогда Дмитриева.
И вот опять эта хромоногая коротышка цеплялась к прекрасной меднокудрой Черубине, несмотря на серьезную болезнь графини де Габриак. Маковский глянул на Лилю со смешанным чувством раздражения и досады и уже открыл было рот, чтобы достойно ответить обидчице, но его опередил Кока Врангель.
— Дворецкий? — встрепенулся сообразительный искусствовед, склонный к бесконечным авантюрам. — Если у графини есть дворецкий, значит, Черубина Георгиевна живет в частном доме. Да и катается она, я заметил, все время на Островах. Следовательно, ее нужно искать где-то на Каменноостровском. Сергей Константинович, вы готовы отправиться со мной на розыски?
— Само собой, — откликнулся Маковский, воодушевляясь и забывая про Лилю. — Давно пора это сделать.
— Ну что же, господа, пора начинать заседание общества, — перебил Иванов, томившийся на кафедре в ожидании, когда же ему предоставят слово.
Во время лекции Лиля не сводила глаз с лица Маковского, самодовольно отмечая, как гримаса отчаяния и страха то и дело искажает его правильные черты. За те без малого пару месяцев, что она была Черубиной, девушка все больше и больше увязала в романтических отношениях с главным редактором «Аполлона». Долгие телефонные разговоры по душам сделали свое дело. Лиля боялась себе признаться, но в ее сердце родилась любовь к этому, по сути, одинокому и тонко чувствующему человеку. Лиля видела, как Маковский вздрогнул и напрягся, когда дверь в комнату приоткрылась и служащий окликнул его, приглашая к телефону. Добрый Анненский, сидевший на соседнем кресле, молча пожал Папе Мако руку под столом, подбадривая, и редактор, бочком пробираясь между кресел, тихонько покинул аудиторию. Вернулся он с лицом просветленным и радостным, одними губами прошептав обернувшимся к нему коллегам:
— Она будет жить!
И, не сдержавшись, закрыл ладонями лицо.
* * *
Утомленная посещением салона, я заехала в «Моцарт-плаза» и пообедала лобстерами и салатом из авокадо, выпила бокал вина. Теперь я стала делать то, чего никогда не позволяла себе, будучи Женей Колесниковой, — я садилась за руль подшофе. Меня ни разу не останавливали на дороге, но я была совершенно уверена, что даже если такое случится, я откуплюсь отцовскими деньгами, которых он для меня не жалел, позволяя тратить, не считая. Вот и теперь, решив, что мне необходим новый парфюм, я отправилась в салон Кристиан Диор и накупила там кучу ненужной косметики. Затем переоделась в приобретенное в соседнем бутике платье, новые туфли, подобрала подходящую к наряду сумочку и только после этого, опаздывая, но не особенно торопясь, отправилась в книжный магазин на встречу с читателями.
На первом этаже «Петровского» уже собралась изрядная толпа поклонников творчества Грефов. На расставленных в зале стульях сидели счастливцы, которые пришли первыми и сумели захватить сидячие места, за ними переминались с ноги на ногу и тянули шеи те, кому ничего не оставалось, как смотреть на меня стоя. Я уселась на приготовленное кресло и стала бойко отвечать на вопросы читателей. Натасканная папой, я теперь редко лезла за словом в карман.
— Элла, это правда, что вы жили в гареме? — срывающимся от волнения голосом спросила нервная девушка в очках.
— Дорогая моя, вам хочется побывать на моем месте? Могу устроить, — дерзко откликнулась я. — Только не думаю, что вам понравится. Там процветают неуставные отношения между женами эмира.
— В каком смысле? — пролепетала читательница.
Я многозначительно подняла брови и округлила глаза.
— Во всех.
Девушка залилась ярким румянцем, дернулась и, придерживая очки, стала пробираться к выходу. Публика возбужденно загудела, и молодой человек с галерки выкрикнул:
— Вы тоже подвергались дедовщине?
— А как же без этого? — кокетливо улыбнулась я. — Я расчесывала старшей жене волосы на ночь. Они у нее ужасно лезли и были невероятно длинными, и мне удалось сплести из волос своей обидчицы крепкую веревку и спуститься из окна левой башни, той, что выходит прямо на море. Некоторое время я плыла, превозмогая ветер и волны, а потом меня подобрали сомалийские пираты. Милейшие люди! В обмен на пару подаренных эмиром колец довезли меня практически до Одессы.
— Вас не укачивало?
— Я к морю привычная, с самого рождения разгуливаю по палубам, как по дорожкам сада.
— Правда, что вы появились на свет в море?
— В некотором роде да. Мы с братом родились на рыболовецком траулере. Наш отец был капитаном из Калининграда и спас мать во время бури, в которую она попала, сбежав с собственной свадьбы в норвежской деревне, откуда была родом. Отец много путешествовал и повсюду возил семью с собой, так что мы побывали в Египте, на Кубе, в Калахари, в Гренландии и много где еще. Всего и не упомнишь.
— А где вы учились?
— Я получила образование в Сорбонне.
— Это правда, что у вас был роман с покойным Максимом Мерцаловым?
— Возможно, а что вас удивляет?
— Поэтому вы только ему давали интервью?
— Давайте сменим тему, мне тяжело об этом говорить.
— Я прочел в Интернете, что и у Эдуарда был роман с Мерцаловым. Это правда?
— Спросите у Эда сами. Как там в Библии? Я не пастух брату моему?
Пока я отвечала на вопросы, ко мне по одному начали подходить самые нетерпеливые читатели и подпихивать книги, требуя автограф. Не переставая говорить, я подписывала титульные листы «своих» детективов, и из первого ряда на шустрых товарищей тут же обрушились справедливые упреки в некорректном поведении. Не обращая внимания на замечания, к столу подходили все новые и новые хитрецы. Устав скандалить, первые ряды проворно образовали очередь, в которую влились и остальные желающие получить автограф, тем самым положив конец моему общению с читателями в режиме вопросов и ответов. Не разгибаясь, я строчила пожелания на раскрытых форзацах книг, только и успевая спросить имя того, кому подписываю очередной роман. Рука отваливалась, спина ныла, и, чтобы перевести дух, я распрямилась, подняла глаза и увидела ее. Эти рыжие волосы и зеленые глаза я узнала бы из тысячи. Я видела их в квартире отца в самую первую ночь, проведенную в Питере, когда, услышав шаги в коридоре, вышла посмотреть, кто там ходит. Ходила как раз эта самая женщина, таинственным образом исчезнувшая с кухни. В тот раз я приняла ее за призрак, теперь же ясно видела, что это живой человек из крови и плоти. По мере продвижения толпы женщина медленно приближалась, и я, подписывая книги, больше всего боялась, что она уйдет, так и не дождавшись своей очереди. Наконец, рыжеволосая поравнялась со столом и положила передо мной последнюю книгу Грефов «Заповеди кричащей луны».
