С тех пор она никогда не смеялась.
Через секунду он ощутил хлопок по плечу. Одного движения указательным пальцем было достаточно, чтобы дыхание замерло, а в горле пересохло. Когда он обернулся, отец уже был готов нанести удар в грудь. Вытаращенные глаза из-под густых бровей. Ни звука, помимо хлопка от удара, и еще нескольких последовавших за ним.
Когда у него пылали все внутренности, а желудочная кислота обжигала горло, он отступил на шаг назад и с непокорством посмотрел отцу в глаза.
— Ну-ну, теперь, значит, тебя зовут Чаплин, — прошептал его отец, вперившись в него таким взглядом, который он приобретал в Страстную Пятницу, подробно описывая путь Иисуса Христа на Голгофу. Вся мировая печаль и боль легла на подставленные им плечи — сомневаться в этом не приходилось, несмотря на то, что он был всего лишь ребенком.
Потом отец ударил снова. На этот раз размахнувшись рукой со всей силы, иначе он бы не достал. Он уж точно не собирался ни на шаг подходить к непокорному ребенку.
— Как тебе в голову пришла эта бесовщина?
Он посмотрел вниз, на ноги отца. Отныне он будет отвечать только на те вопросы, на какие хочет. Отец может бить сколько угодно, он все равно будет молчать.
— Значит, не хочешь отвечать. Тогда придется тебя наказать.
Он подцепил его за ухо, отвел в свою комнату и с силой толкнул на кровать.
— Будешь сидеть тут, пока мы не придем и не выпустим тебя, ясно?
Он не ответил и на этот раз. Отец некоторое время стоял с удивленными глазами и приоткрытым ртом, словно детское упрямство предвещало приближение часа суда и всепоглощающий потоп. Потом взял себя в руки и приказал:
— Возьми все свои вещи и выложи в коридор.
Сначала он даже не понял, чего хочет отец, но тот уточнил:
— Кроме одежды, обуви и постельного белья. Все остальное.
Он унес ребенка с глаз жены и оставил ее сидеть в одиночестве в полосках бледного света, падающего ей на лицо от жалюзи.
Без ребенка она никуда не денется, он прекрасно это понимал.
— Он спит, — сказал он, спустившись со второго этажа. — Скажи мне, что происходит?
— Что происходит? — Медленный поворот головы. — Разве не я должна задать этот вопрос? — спросила она мрачно. — Что у тебя за работа? Чем ты зарабатываешь столько денег? Ты делаешь что-то противозаконное? Шантажируешь людей?
— Шантажирую? С чего ты взяла?
Она отвернулась.
— Неважно. Просто отпусти нас с Бенджамином. Я больше не хочу здесь оставаться.
Он нахмурился. Она задавала вопросы. Она выдвигала требования. Неужели он где-то недоглядел?
— Я спросил: с чего ты взяла?
Она пожала плечами.
— А почему бы и нет? Тебя никогда нет дома. Ты ничего не рассказываешь. Твои коробки после переезда стоят запертые в одной-единственной комнате, словно какая-то святыня. Ты лжешь о своей семье. Ты…
Не он прервал ее. Она умолкла сама. И опустила глаза на пол, не в состоянии собрать в кучу все те слова, которые никогда не должны были сорваться с ее губ. Пораженная собственной самоуверенностью.
— Ты рылась в моих коробках? — тихо спросил он, но внутри под кожей уже огнем горело признание.
Значит, она знает про него то, чего знать не должна.
Если он от нее не избавится, он пропал.
Отец проследил, чтобы все вещи из комнаты были свалены в кучу. Старые игрушки, книги Ингвальда Либеркинда
[23]
с иллюстрациями животных, всякие мелочи, которые он собирал. Удобная ветка для чесания спины, горшок с крабовыми клешнями, окаменевший морской еж и болотный огонек. Всё в кучу. Когда он закончил, отец отодвинул кровать от стены и перевернул ее на бок. Там, под сплющенным горностаем, лежали его сокровища. Журналы, комиксы, а с ними и все моменты беспечности.
Отец быстро все это изучил. После чего отложил журналы отдельно и принялся считать. После каждого журнала он слюнявил кончики пальцев и считал дальше. Каждый экземпляр озвучивался. Очередное число — очередной удар.
— Двадцать четыре журнала. Я не стану спрашивать, откуда они у тебя взялись, Чаплин, это меня не интересует. Сейчас ты повернешься ко мне спиной, и я ударю тебя двадцать четыре раза. И впредь я не желаю видеть подобное безобразие у себя дома, ясно?
Он не ответил. Просто взглянул на груду журналов и мысленно попрощался с каждым из них.
— Не отвечаешь? Придется удвоить наказание. Чтобы научился отвечать к следующему разу.
Но он так и не научился. Несмотря на красные полосы вдоль всей спины и яркие кровоподтеки на шее, он не издал ни звука, когда отец вправлял ремень в штаны. Даже не всхлипнул.
Труднее было удержаться от плача десятью минутами позже, когда ему было приказано сжечь во дворе все свое добро.
Вот что оказалось самым трудным.
Она, ссутулившись, смотрела на коробки. Слова вылетали из уст ее мужа непрерывным потоком, пока он тащил ее за собой по лестнице, но она не собиралась ничего говорить. Вообще ничего.
— Сейчас мы разберемся с двумя вопросами, — сказал он. — Отдай мне свой мобильник.
Она вынула его из кармана, прекрасно зная, что в телефоне не найдется ответа ни на один вопрос. Кеннет научил ее стирать список вызовов.
Он включил телефон и посмотрел на дисплей, так ничего и не обнаружив, что обрадовало ее. Обрадовало то, что он ошибся. Что теперь он намеревался делать со своим подозрением?
— Наверное, ты научилась редактировать список вызовов, я прав?
Она промолчала. Вытащила телефон у него из руки и положила обратно в карман.
Затем он указал на тесное помещение с коробками.
— Выглядит аккуратно. Ты хорошо поработала.
Она перевела дух с облегчением. Он и тут не сможет обнаружить никаких доказательств. И, наконец, отпустит ее.
— Но недостаточно, как видишь.
Она моргнула несколько раз, пытаясь охватить взглядом сохранность помещения в прежнем виде. Неужели пальто лежат не там? Или вмятина в коробке так и не выправилась?
— Взгляни на эти линии. — Он наклонился и указал на небольшой участок на передних частях двух коробок. Узкая линия по краю одной коробки и узкая линия по краю другой. Почти стыкующиеся друг с другом, но все же не совсем.
— Когда вытаскиваешь такие коробки, а потом ставишь их обратно, они встают друг на друга несколько кривовато, сама видишь. — Тут он показал на две другие линии, которые тоже не стыковались. — Ты вытаскивала коробки и запихивала обратно, все просто. И ты расскажешь мне, что обнаружила в них, понятно?
