— Вот она какая…
— Какая? — машинально спросил Джой. Такая замечательная идея была!
— Ну… странная.
— Что в ней странного? — сказал он с раздражением. — Больная и есть больная! Пошли тогда, здесь нам больше нечего делать!
Он оглянулся от двери: призрачная девушка по-прежнему неподвижно стояла возле кровати.
— Пошли уже! Инсон!
— Она какая-то… неправильная.
Джой чуть не рассмеялся: а что может быть правильного в коматознице?! Да еще, как выяснилось, и в отсутствие души! Инсон с любопытством потянулась к больной и замерла, словно прислушиваясь.
Шепнула:
— Пустая…
Джой моргнул. Она что, собирается завладеть оставшимся без присмотра телом?
— Эй, Инсон! Это уж точно не лучший выбор!
Призрак коснулась неподвижной руки. Раскрыв рот, Джой смотрел, как ее прозрачные пальцы погружаются в глубь бледной плоти — словно примеряют лежащую на кровати перчатку…
— Инсон, ты что творишь?! — почти рявкнул он.
Привидение наклонилась ниже, почти вплотную.
— Она зовет…
Призрачная девушка мерцала — то невидимая, то практически во плоти. На мгновение лицо Инсон вдруг стало совершенно четким, и Джой понял, что она вглядывается в больную, как в зеркало или в стоячую воду. Два совершенно одинаковых лица: кто из них чье отражение?
«Обычно мы сохраняем образ того тела, в котором был заключен наш дух. Я уж точно другой принимать не умею!»
Это… что же…
Словно притягиваемая магнитом, Инсон склонилась еще ниже, коснулась лбом лба больной… Джой моргнул — и за этот миг призрачная девушка исчезла.
— Инсон? — позвал Джой через долгую паузу, уже зная, что она не откликнется. Сделал шаг, еще — и, чудом не промахнувшись, рухнул на табурет у кровати. Уставился на лицо больной, ища и не находя никаких изменений… или следов девушки-призрака.
— Ну, дед… — выдавил Джой. — Ну, дед, ты даешь!
Протянул руку, дрогнувшими пальцами приподнял температурный лист. Где были его глаза?! «Сонина И. Н.». Сонина Инга. Инга Сонина. Ин-Сон. А наш предок обожает ребусы! И сейчас с хихиканьем потирает руки где-то там, у себя… на небесах или в аду. Джой искренне надеялся, что в последнем.
…Душа обычно находится рядом со своим поврежденным вместилищем-телом, ожидая, когда оно выздоровеет или умрет. Но иногда дух может потеряться, заплутать на туманной призрачной дороге, не найти пути назад в свое тело, забыть о прошлой жизни и о собственной смерти.
Или не смерти.
…Пальцы неподвижной руки шевельнулись…
Часть вторая
ВСЁ ПРИЗРАКИ КРУГОМ!
— Сын, — строго спросила мама. — Ты помнишь, что скоро у меня юбилей?
— Ага, — отозвался Джой. — Как я могу забыть, если каждые три дня ты мне об этом напоминаешь?
Мама вздохнула.
— Я просто заранее приучаю себя к этой мысли…
— Ты обещала подумать, что хочешь в подарок. Может, съездить куда-нибудь? Ткни пальцем, подберем индивидуальный тур. Или просто деньги?
— Я еще думаю.
— Мам, — спросил Джой, пролистывая сводки, — а помнишь, что раньше дарили почтительные корейские дети родителям на шестидесятилетие?
— И что же? — спросила та и затихла в ожидании подвоха. Джой помедлил, смакуя ответ.
— Хороший гроб!
Трубка издала невнятный звук, словно мама подавилась, — и разразилась хохотом:
— Ах ты… мерзавец! Не дождешься!
— А пока родители не умерли, гроб подвешивали на чердаке на цепях… мам, у тебя же в доме чердак просторный?
— Прекрати! — задыхаясь, потребовала та.
Она почти перестала смеяться после смерти отца: горе, слишком много забот, двое детей на руках… Джой обожал ее смех, который он помнил с детства — откровенный, яркий, молодой. Встреться ему девушка, которая так же смеется, и он моментально женится. Джой имел неосторожность сказать об этом, и мама тут же воспользовалась подвернувшейся возможностью.
— Знаешь, к моей подруге приехала двоюродная племянница из Средней Азии. Кореянка, между прочим. Очень симпатичная девушка! Дыни привезла — экологически чистые, без селитры. Жанна нас…
— Дай-ка попробую угадать, — произнес Джой, параллельно набирая текст на клавиатуре. — Жанна нас приглашает на дыни? Или на девушку?
— Джой!
— Мама, у тебя еще девятый хвостик не вырос!
— А?
— Говорю, что ты еще не кумихо.
[32]
Так что прекрати глодать мою печень и иди на дыни сама.
— Джой, ну встреться с девочкой, что тебе стоит? Хорошая семья, консерватория, очень симпатичная. Раз тебе все равно никто пока не нравится, а…
— Нравится, — сказал Джой, отсылая письмо. — Очень нравится.
В трубке воцарилось изумленное молчание. Потом мама сказала осторожно:
— Да? Это кто-то, кого я знаю?
— Ты ее в глаза не видела.
Да и он сам, в общем-то, тоже…
— И… кто она? Какая она?
— Веселая. Добрая. Смешная. Замечательная. И… — Джой раскрыл новый документ.
— И?
— И несуществующая.
Мама рассмеялась — одновременно и с разочарованием, и с облегчением.
— Как не стыдно обманывать! У тебя был такой голос, что я даже поверила…
— Что за голос?
— Как будто ты и впрямь влюбился.
* * *
Я глядела в окно.
За окном была осень. Как-то странно понимать, что это уже другая осень. Следующая. Потому что предыдущую, а также зиму и весну я провела на больничной койке. Попросту их не заметила.
Ветер налетал на деревья, тормошил, с шумным шелестом вскидывая в воздух оранжево-желтые волны, и совершенно счастливый летел дальше: ведь в городе так много деревьев, с которыми можно играть!
Меня тоже манило на залитую сентябрьским светом аллею. Идти, бездумно разгребая ногами шуршащие листья, подставляя лицо прощальному солнечному теплу, наслаждаться переливами цвета золотой… нет, золотой-багряной-красной-оранжевой, даже лиловой листвы.
Но мне туда нельзя.
Со вздохом я отвернулась от окна. Спасибо маме — она не стала ничего менять в моей комнате: ни обоев, ни штор. Даже на столе все оставила как в тот день. Сначала не до того было, а потом из суеверия. Разве что пыль протирала. Боялась что-то изменить — вдруг я из-за этого не вернусь? Люди, которых это не коснулось, ее высмеют: как одно связано с другим?
