Алабин продолжил путешествие по побережью…
Далее он увидел обломки и остов шлюпки. Она разбилась, налетев на прибрежные камни. И вдруг!..
О, чудо! Человеческая фигура! И она шевелится! Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что эта движущаяся фигура – кто-то из выживших с «Вильгельма Оранского». Ба, так это не кто иной, как сама баронесса Лаура Лакавалье! Да, это она! Точно она! Француженка, ее муж со служанкой и пиратами спасались именно на этой, разлетевшейся на части, шлюпке. Неужели из всех пассажиров данного судна сумела уцелеть только мадам Лакавалье?! Невероятно! Всевышний ее тоже любит!
Алабин был явно изумлен и в то же время обрадован встрече с баронессой: хоть одна человеческая душа появилась на этом острове! Причем женская! Явно поручику не будет скучно на данном ему богом острове. Мадам была в одной, еще не до конца обсохшей от воды сорочке, через которую все просвечивало. Француженка, завидев Дмитрия, обрадовалась, но тут же вспомнив о своей девичьей чести, сжалась, зарделась как алая роза, присела на песок и прикрыла грудь руками. Но Алабин успел по достоинству оценить соблазнительные и упругие выпуклости мадам. Они были просто великолепны. И венчали их просвечивающие сквозь полувлажный шелк аккуратные и стоячие соски.
– Это вы, сударь? – воскликнула мадам Лакавалье. – Я счастлива, что вы остались в живых! Но не подходите ко мне ближе! И не смотрите на меня так откровенно, я дико смущаюсь. Ведь моя особа почти обнажена. Я в неглиже. И мне нечего одеть. Мой сундук с платьями остался на дне океана. Вместе со служанкой. Ах, какая досада!
– Что вы, мадам, я не смотрю на вас вовсе! Но, тем не менее, беседу я с вами все-таки буду вести.
– О, святая Мария, где мы находимся, месье?
– Согласно моим первым и непосредственным впечатлениям, на необитаемом острове.
– Позвольте полюбопытствовать, месье лейтенант, еще кто-нибудь спасся с корабля?
– Увы, только мы, мадам. Больше никого, кроме двоих выброшенных на берег утопленников, я здесь не видел.
– О, святая Мария, мы все умрем здесь!
– Не кличьте беду, баронесса. Славу богу, мы живы, а там посмотрим, что будет далее. Не соизволите ли отведать крепкого разбойничьего напитка – рома? Я его нашел здесь на берегу.
– О нет, месье лейтенант, покорнейше благодарю, я не пью этой гадости!
Баронесса облизнула пересохшие губы и взмолилась:
– Меня мучит ужасная жажда, а вас, месье?
– Чрезвычайно мучит, мадам.
– И каков же выход из сей неприятной ситуации? Что нам делать?
– Попробуем, сударыня, что-нибудь предпринять… Здесь я вижу произрастают кокосовые пальмы. А сие означает, что в скором времени мы утолим жажду ее плодами. Но ненадолго. В любом случае нам должно искать источник пресной воды на самом острове, иначе мы будет страдать от жажды. Кокосы – это не панацея. А покамест…
Алабин достал нож, нашел и спилил подходящую молодую пальму, срезал с нее все листья и сучки. Получилась длинная жердь для сбивания водоносных и волосатых плодов. Поручик принялся жердью сбивать орехи. Наколотил их штук пять.
Алабин поднес один плод к уху и потряс.
– Плещется, – удовлетворительно произнес Дмитрий. – Стало быть, внутри имеется сок. И это замечательно.
Перед употреблением, поручик проколол одно из углублений на одном конце ореха ножом и подал баронессе.
– Пейте, сударыня.
Лаура стала жадно пить. Опустошив кокос, она вернула его поручику и сказала:
– Благодарю, месье лейтенант.
– Соизволите еще?
– Да. Сделайте милость…
Алабин мастерски разделался еще с четырьмя кокосами. Два выпил сам, а два других отдал мадам Лакавалье.
– С жаждоутоляющими свойствами кокосового ореха я знаком еще по Китаю и Бразилии. Невероятный фрукт, растет практически повсюду в мире. А вы знаете, сударыня, почему этот плод зовется кокосом?
– Не имею понятия.
– Так его прозвали португальцы. На их языке слово «коко» обозначает – «обезьяна», и дано из-за пятен на орехе, которые делают его похожим на морду обезьяны.
– Весьма любопытно…
Алабин отправился в кустарник. Там Дмитрий с трудом, но спилил ножом крепкий ствол бамбука. К нему офицер крепко привязал букан – и получилось славное копье! С этим самодельным оружием поручик вернулся к баронессе и заявил:
– Я думаю, что мне следует отправиться на охоту и поискать удобоваримую добычу. Не оставаться же нам на долгий срок голодными.
– Прекрасная идея. Но разрешите мне, месье, пойти с вами. Я боюсь оставаться здесь одна.
– Покамест не покидайте ради бога это место, мадам. Я первым пойду на разведку. Вот вам складной нож на всякий случай. И лучше вам отойти в тенистое место, а то случится солнечный удар.
Баронесса послушалась поручика и отошла в тенек.
И вдруг мадам Лакавалье в ужасе воскликнула:
– О, боже! Змея! Она укусила меня. О, силы небесные я погибну!
Она уселась на песок и схватилась за ногу. По щекам француженки полились слезы жалости к самой себе: неужели она сейчас умрет?! Алабин подбежал к Лауре и, увидев около нее какую-то извивающуюся пеструю ленту, рубанул саблею. Голова змеи отлетела в сторону, а туловище продолжала зигзагом плыть по песку. Поручик воткнул саблю в песок и склонился над баронессой.
– Вашу ногу, сударыня! – скомандовал Дмитрий, будто пред ним был обыкновенный русский солдат, а не французская аристократка.
– Нет, ни за что! – запротестовала Лаура. – Я умру, если вы коснетесь меня, моя честь пострадает…
– Будете брыкаться – через минут пять умрете. Вас устраивает такая страшная будущность, мадам?
– Хорошо, я согласна…
Он отворотил ее сорочку повыше колена… Баронесса стыдливо отвернулась. Когда Дмитрий взял ее ногу, теплую, гладкую, изящную, и положил на свое колено, то все его существо задрожало от невероятно сильного возбуждения! Какая красивая и соблазнительная ножка! Вот бы погладить ее ладонью, а лучше то, что сейчас сокрыто шелком – внутреннюю часть бедра, а потом нахальным движением устремиться по ней выше, к самому сокровенному! Ух! У Алабина закружилась голова от безумного вожделения, и он едва не скользнул рукой под подол, но неимоверным усилием воли сдержал этот порыв. Хорошо, что Лаура отвернулась и не видела его безумный и полный вожделения взгляд, устремленный под ее сорочку: иначе бы француженка жутко испугалась и отказалась от услуг новоявленного лекаря.
Алабин, стиснув зубы для того, чтобы не поддаться новому искушению, перевязал баронессе ногу ближе к коленке жгутом из пояса, сделал два надреза ножом параллельно друг другу и стал высасывать в рот яд и сплевывать. Она терпеливо ждала и продолжала смотреть в сторону. Ну и пусть любуется ее ножкой – от нее не убудет! Зато она, баронесса, возможно, выживет.
