Меня все еще тревожит, что он так странно отреагировал на наш поцелуй в спальне. Я думала, что все идет замечательно, – даже лучше, чем замечательно, – но он так резко вскочил, будто от удара. Может, после такой долгой разлуки его чувства изменились? Может, я уже не привлекаю его так, как раньше… в сексуальном плане? Да, на мне мешковатая пижама, но раньше его это не волновало.
Не найдя никакого разумного объяснения, не позволяю воображению разыграться, а вместо этого беру стопку брошюр, которую нам оставила Кимберли, – надо выбрать, что заказать на ужин. Останавливаюсь на пицце и беру телефон, а потом иду в прачечную. Перекладываю вещи Хардина в сушилку и сажусь на скамейку посреди комнаты. Затем звоню в пиццерию и жду, глядя, как безостановочно крутится сушильная машинка.
Глава 91
Хардин
Смит кружит по спальне, а я стою в дверях и мысленно перебираю все его изъяны. Господи, он избалован, как черт!
– Что ты хочешь делать? – спрашиваю я мальчишку, входя в комнату.
– Не знаю.
Он упирается взглядом в стену. Его светлые волосы зачесаны набок так ровно, что даже жутковато.
– Тогда зачем ты меня звал?
– Не знаю, – повторяет маленький говнюк.
Упрямый мелкий ублюдок.
– Ладно… что ж, деваться все равно некуда… – Я умолкаю.
– Теперь ты тоже живешь здесь, вместе со своей девушкой? – неожиданно выдает Смит.
– Нет, останусь только на одну ночь, – говорю я и отворачиваюсь от мальчишки.
– Почему?
Он по-прежнему на меня смотрит. Я чувствую его взгляд, даже не оборачиваясь.
– Потому что я не хочу здесь жить.
Вообще-то хочу. Вроде бы.
– Почему? Она тебе не нравится? – спрашивает он.
– Нет, она мне нравится, – смеюсь я. – Просто… Не знаю. Почему ты постоянно задаешь мне столько вопросов?
– Не знаю, – опять отвечает Смит и достает из-под кровати игрушечную железную дорогу.
– У тебя есть друзья, с которыми ты можешь играть? – спрашиваю я мальчика.
– Нет.
Это неправильно. Он нормальный ребенок.
– Почему?
Смит пожимает плечами и отсоединяет от железной дороги часть рельсов. Маленькие пальцы отделяют еще один кусок полотна, и он заменяет рельсы двумя новыми металлическими частями, которые достал из коробки, спрятанной в дальнем углу под кроватью.
– Уверен, ты сможешь с кем-нибудь подружиться в школе.
– Нет, не смогу.
– Эти засранцы издеваются над тобой, или что? – спрашиваю я у него.
Я не выбираю выражения. У Вэнса язык, как у матроса. Не сомневаюсь, его сын слышал словечки и похуже.
– Иногда.
Смит скрепляет концы какой-то проволокой и ставит на рельсы паровоз. От проволоки летят искры, но он не отдергивает руки. Через секунду паровоз трогается и едет по рельсам, сначала медленно, затем постепенно набирая скорость.
– Что это? Что ты только что сделал? – спрашиваю я.
– Заставил его ехать быстрее. Он был слишком медленный.
– Неудивительно, что у тебя нет друзей, – смеюсь я, но тут же себя одергиваю. Черт. Смит сидит и тупо пялится на паровоз. – Я просто хотел сказать, это из-за того, что ты слишком умный. Иногда умным людям приходится тяжко, они никому не нравятся. Например, Тесса: время от времени она бывает чертовски умная, и окружающие чувствуют себя рядом с ней неуютно.
– Понятно.
Смит поднимает глаза и смотрит на меня. Я ничем не могу ему помочь, и мне из-за этого паршиво. Дерьмовые у меня советы, не понимаю, зачем я вообще их даю.
Я знаю, каково это – расти без друзей. Когда я был ребенком, у меня не было ни одного приятеля. А потом начался пубертат, я стал пить, курить травку и тусоваться со всяким отребьем. Вряд ли их можно назвать друзьями; по сути, им нравилось быть со мной только потому, что я делал что хотел. Они считали, это очень круто. Повторять за мной им не хотелось, они попросту веселились.
Я всегда был хмурым мальчишкой, забивающимся в угол, с которым никто не хотел разговаривать. Потому что меня боялись. До сегодняшнего дня. Хотя на самом деле мало что изменилось.
Но я встретил Тессу. Она – единственный человек, которому на меня не наплевать. Конечно, временами она меня тоже боится. Воспоминания о Рождестве, капли красного вина на ее белом кардигане возвращают меня к реальности. Лэндон, наверно, тоже волнуется обо мне. У нас с ним вообще сложилась странная ситуация; я почти уверен, что все его переживания – из-за Тесс. Умеет она влиять на людей.
Особенно на меня.
Глава 92
Тесса
– Тебе нравится пицца? – спрашиваю я Смита, сидящего напротив.
Он смотрит на меня с полным ртом и кивает в ответ. Чтобы нарезать еду, он пользуется вилкой и ножом. Меня это не удивляет.
Когда на тарелке ничего не остается, он поднимается из-за стола, несет посуду к посудомоечной машине и кладет ее внутрь.
– Я пойду отдыхать. Я готов ко сну, – объявляет маленький ученый.
Хардин качает головой. Его забавляет взрослость ребенка.
Я встаю и спрашиваю:
– Тебе что-нибудь нужно? Воды или, может, проводить тебя до комнаты?
Но он отказывается и, прежде чем подняться в спальню, хватает с дивана свое одеяло.
Я смотрю, как он исчезает наверху, затем сажусь обратно и осознаю, что за последний час Хардин не сказал мне и десяти слов. Он выдерживает дистанцию, и я не могу не сравнивать его нынешнее поведение с тем, как он разговаривал со мной по телефону. Часть меня хочет, чтобы мы сейчас болтали по телефону, вместо того чтобы молча сидеть на диване.
– Мне надо отлить, – извещает он и выходит, пока я переключаю каналы на телевизоре с плоским экраном.
Секундой позже Кимберли и Кристиан входят в парадную дверь, за ними идет вторая пара. По деревянному полу неспешно ступает высокая блондинка в коротком золотистом платье. Стоит мне взглянуть на невероятной высоты каблуки ее туфель, как у меня самой начинают болеть лодыжки. Блондинка улыбается мне и машет рукой. В коридоре появляется Хардин, но застывает на пороге.
– Саша, это Тесса и Хардин, – любезно представляет нас Кимберли.
– Очень приятно, – улыбаюсь я; эх, жаль, я не надела пижаму покрасивее!
– Я тоже, – отвечает Саша, но смотрит только на Хардина.
Он рассматривает ее секунду, но более никак не приветствует и в комнату не входит.
– Саша – подруга делового партнера Кристиана, – сообщает нам Кимберли.
Точнее, сообщает мне, потому что Хардин не обращает на них никакого внимания, воткнувшись в передачу о дикой природе, на которой я в конце концов остановилась.
