– Ладно…
Последний раз смотрю на Тессу, а затем поворачиваюсь к ее матери, которая снова на меня таращится.
– Какие у тебя планы в отношении моей дочери? – спрашивает она властно, но одновременно как-то взволнованно. – Мне нужно знать твои намерения на будущее, потому что каждый раз, когда я узнаю о ее новостях, оказывается, что что-то стряслось, и это что-то – нехорошее. Что вы планируете делать в Сиэтле?
– Я не поеду с ней в Сиэтл. – Тяжелые слова еле срываются с моего языка.
– Что? – Она идет по кридору, и я следую за ней.
– Я не собираюсь в Сиэтл. Она поедет без меня.
– Хоть я и безумно рада этому, можно все-таки узнать почему?
Ее брови совершенной формы вопросительно поднимаются, и я нетерпеливо отворачиваюсь.
– Просто не еду, и все. Все равно для нее только лучше, если я не поеду.
– Ты говоришь, как мой бывший муж, – хмыкает она. – Иногда я виню себя за то, что Тесса заинтересовалась тобой. Боюсь, это из-за того, каким был ее отец, прежде чем ушел от нас.
Она поднимает свою ухоженную руку и приглаживает волосы, пытаясь казаться невозмутимой при упоминании о Ричарде.
– Он не имеет никакого отношения к нашим с ней делам, она его едва знает. Последние несколько дней, проведенные ими вместе, показывают, что она не помнит его настолько хорошо, чтобы это как-то повлияло на ее выбор мужчин.
– Последние несколько дней?
Кэрол распахивает глаза от удивления, и я вижу, как ее лицо резко бледнеет. И то малейшее взаимопонимание, которое между нами только что установилось, мгновенно улетучивается.
Вот зараза! Черт! Гребаное дерьмо!
– Она… гм, мы случайно столкнулись с ним около недели тому назад.
– С Ричардом? Он ее нашел? – Ее голос срывается, и она обхватывает руками шею. – Где?
– Не думаю, что мне нужно отвечать на этот вопрос.
– Что-что? – Она опускает руки и потрясенно смотрит на меня.
– Если бы Тесса хотела, чтобы ты знала, что она виделась с папой, то сказала бы сама.
– Это важнее нашей взаимной неприязни, Хардин. Часто ли они виделись?
Ее глаза наливаются слезами, которые могут брызнуть в любой момент, но я знаю эту женщину: она не способна прослезиться ни перед кем и за миллион лет, тем более передо мной.
Я вздыхаю, не желая выдавать Тессу, но и не собираясь продолжать пререкаться с ее мамой.
– Он останавливался у нас на несколько дней.
– И она не собиралась мне об этом рассказывать? – спрашивает она тонким и хриплым голосом и рассматривает свои красные ногти.
– Наверное, нет. Тебе не так просто что-то рассказать, – напоминаю я.
Не думаю, что это удачный момент, чтобы делиться подозрениями насчет взлома квартиры.
– А тебе? – Она повышает голос и делает шаг ко мне. – Я, по крайней мере, забочусь о ее благополучии, чего о тебе никак нельзя сказать!
Я знал, что цивилизованный разговор продлится недолго.
– Я заботился о ней больше, чем кто-либо, даже больше, чем ты! – кричу я в ответ.
– Я ее мать; никто не может любить ее больше, чем я. И то, что ты думаешь обратное, только доказывает, насколько ты сумасшедший.
Стуча каблуками по полу, она расхаживает передо мной взад-вперед.
– Знаешь, что я думаю? Ты ненавидишь меня, потому что я постоянно напоминаю тебе о нем. Ты ненавидишь постоянное напоминание о том, что ты одна, и ненавидишь меня потому, что если бы меня не было, тебе пришлось бы обратить свою злость на себя саму… И знаешь еще что? – Она саркастически кивает, и я продолжаю: – Мы с тобой тоже во многом похожи. На самом деле гораздо больше, чем мы с Ричардом; мы оба отказываемся брать ответственность за свои ошибки и вместо этого обвиняем всех остальных. Мы изолируем тех, кого любим, и заставляем их…
– Нет! Ты ошибаешься! – кричит она.
Ее слезы и страдание на лице удерживают меня от того, чтобы закончить мысль: что она проведет остаток своих дней в одиночестве.
– Нет, я не ошибаюсь. Но на этом я останавливаюсь и ухожу. Машина Тессы еще где-то в кампусе, завтра я ее пригоню, если не хочешь вести ее оттуда сама.
Кэрол вытирает глаза.
– Хорошо, пригони машину. Завтра в пять. – Она смотрит на меня распухшими глазами с размазанной по ресницам тушью. – Но это ничего не меняет. Я никогда не буду такой, как ты.
– Слава богу, если так.
Иду к двери, на мгновение задумавшись, не пройти ли мне обратно по коридору, чтобы взять Тессу и увезти с собой.
– Хардин, несмотря на то, как я к тебе отношусь, я знаю, что ты любишь мою дочь. Я только хочу еще раз напомнить тебе, что если ты любишь ее, действительно любишь, то ты прекратишь вмешиваться в ее жизнь. Она уже не та девушка, которую я оставила в этом чертовом колледже год назад.
– Я знаю.
Как бы я ни ненавидел эту женщину, сейчас я чувствую к ней жалость, потому что, как и я, скорее всего, весь остаток жизни она будет несчастна.
– Сделай мне одолжение, – прошу я.
Она подозрительно смотрит.
– Какое?
– Не говори ей, что я был тут. Если она сама не вспомнит, не говори.
Судя по всему, Тесса не вспомнит. Не думаю, что она осознает, что я сейчас тут.
Кэрол смотрит на меня, точнее, сквозь меня, и кивает:
– Это я могу.
Глава 64
Тесса
Моя голова такая тяжелая, а свет, падающий через желтые шторы, такой яркий.
Желтые шторы? Я снова открываю глаза и обнаруживаю на окнах моей старой спальни знакомые желтые шторы. Эти шторы мы всегда считали дурацкими, но мать не могла позволить себе купить другие, так что мы научились жить с этими. И меня с головой накрывают обрывочные, беспорядочные, бессмысленные воспоминания о последних двенадцати часах.
Полный абсурд! Но через несколько секунд или, может, минут в голове складывается связная картина.
Предательство Стеф – самое яркое из моих ночных болезненных воспоминаний, вообще самое сильное впечатление в жизни. Как она могла так со мной поступить? Для чего? Это так сложно, настолько закручено, что я никогда бы не смогла предвидеть такой поворот событий. Я помню сильное облегчение оттого, что она вошла в комнату, и отчаяние, охватившее меня, когда она призналась, что никогда не была мне другом. Я отлично запомнила ее голос, несмотря на состояние, в котором находилась. Она подсыпала мне что-то в кружку, чтобы я отключилась или, того хуже, чтобы я в сознании прошла через все, что она задумала, и так жестоко отомстить мне и Хардину. Прошлым вечером я была так испугана, а ее переход от защитницы к врагу произошел так быстро, что я не смогла тогда полностью его осознать. Я находилась под действием наркотика в гостях с кем-то, кого считала своим другом. Реальность так жестко бьет мне в глаза, что я не могу удержать слез обиды, и они текут по щекам.
