Из таких явно была и эта девушка, которая приходила, чтобы взять деньги со своего аккредитива, не имея с собой удостоверения личности. Один раз она уже приходила на почту, кажется, она покупала марки. Уже тогда он ее приметил. И она не вписывалась в образ «типичной отдыхающей». В ней было что-то не то: какая-то странная одежда, яркая косметика, а сама поблекшая, как будто бы только что вернулась с дискотеки, слегка потасканная и, в то же время, вся какая-то сияющая. А чего стоят здесь, на юге, ее сапоги на шпильках! Хотя ведь она уже не глупая школьница. Типичная искательница приключений, любовница какого-нибудь взломщика сейфов!
Он сразу понял, кто она. Отто мгновенно, без малейшего труда опознал ее по фотографии в газете, хотя фотография была старая и нечеткая. «Алиса Хамре. Мать семейства. Из Стовнера. Исчезла. Разыскивается…» Он читал это с бьющимся сердцем, жмурил глаза: Подумать только! Мать семейства из Стовнера! Неужели какая-то «мать семейства из Стовнера» способна на подобное безумие?
«Семья обеспокоена тем, что с ней могло что-то случиться». Уехала, не сказав никому ни единого слова. Просто исчезла. И вдруг вынырнула здесь, в прекрасной форме, с золотистым солнечным загаром, правда, слегка потрепанная. Посреди бела дня. Легко представить, какой образ жизни она вела. Она это явно ничем не обнаруживала, но у него хватало воображения нарисовать детальную картину.
И вот, когда, отложив газету, он стал рисовать себе ее образ жизни, она снова оказалась перед его окошком. В солнечных очках во время дождя, с высветленными и завитыми волосами! Совершенно явно скрывающаяся преступница! Да-да, нарушительница закона, из мелких гангстеров… И тут он увидел ее имя в сберкнижке: Алиса Хамре! У него закружилась голова. Перед ним стоит та, кого разыскивает полиция, и он держит в руках доказательство. Она попросила выдать ей триста крон без предъявления удостоверения личности. Естественно, он выдал ей эти триста крон. Он выдал бы ей сколько угодно, лишь бы ознаменовать подобное событие. Но она просила всего лишь триста крон и смотрела на него через очки таким взглядом, видимо понимая, что по закону он вполне мог отказать ей, и даже рассказала ему, что якобы сама работает в жиробанке, (остроумно!) отметил он про себя и, распираемый любезностью, отпустил ей глупейший комплимент насчет того, что она похожа на контрабандистку, который она, кстати, приняла с хорошим чувством юмора. Возможно, она и не была настолько крутой?
Он выдал ей эти деньги, чтобы намекнуть, что он догадывается о чем-то или чтобы оставить себе поле деятельности: встретить такую легкомысленную искательницу приключений здесь, на побережье, было его давней «летней мечтой», его тайной испепеляющей фантазией среди всего этого респектабельного порядка, царящего у него в конторе. Пойти ей навстречу означало ощутить себя в заговоре с ней.
И он влил в себя очередную бутылку пива.
23.
После третьей бутылки он принялся оглядываться в поисках одежды для сегодняшнего вечера. Он увидел, что его носки валяются на полу, а один ботинок стоит посреди коврика перед кроватью. Его рубашка висит на вешалке в ванной, он прекрасно помнил, что стирал ее вчера. Что касается костюма, то он висел на своем обычном месте, в шкафу и казался удивительно одиноким после того, как Соня упаковала свои вещи и уехала. Пустые металлические вешалки позванивали, задевая друг друга, когда он открывал и закрывал шкаф. Сейчас дверцы шкафа были распахнуты. Вот и костюм. Это она выбирала его. По своему вкусу. Это была ее последняя попытка заставить его выглядеть респектабельно на рождественские праздники в Арендале, как и подобает почтмейстеру, хотя по должности он был внештатным сотрудником. Жилетку надеть было нельзя, одна из пуговиц сразу же отскочила тогда, на празднике, куда-то под стол. Но сейчас лето, жара, и она вообще ни к чему. Он с удовольствием забросил бы этот костюм на чердак или отдал бы Армии Спасения, но дело в том, что никакой другой выходной одежды у него не было. А он твердо решил пойти на сегодняшний праздник. Непременно, хотя он уже влил в себя три бутылки. Сегодня был особенный день, который никак нельзя было упускать. Никогда еще ситуация не была столь благосклонной к нему, это то, о чем он мечтал так долго. Он читал, что азартные игроки никогда не прекращают игры после первого выигрыша. А у него было совершенно отчетливое ощущение, что он сегодня выиграл и что если он сам будет считать этот день особенным, переломным, то наверняка еще раз встретит ее в клубе «Сун Тан» в отеле «Вик». Ведь, собственно говоря, куда могут податься искательницы приключений ее масштаба субботним вечером в дождливую погоду?
Что он предпримет, встретив ее еще раз, было совершенно неясно. Скорее всего, он не предпримет ничего, как это бывало с другими девушками, хотя, выходя из дома, он всегда кое на что рассчитывал, ведь теперь уже ничто не препятствовало его возможным любовным похождениям. Это даже входило в план, разработанный его супругой: каждый из них имел полное право «завести роман на стороне», в то время как они оба старались «осознать ситуацию» своего супружества. Он подозревал, что с ее стороны это было сугубо теоретическое утверждение, почерпнутое из феминистской литературы. Ей нравились феминистские идеи, но вряд ли она была готова жить в соответствии с ними. Сама она была не из тех, кто готов ринуться в любовную авантюру очертя голову, и если уж что-нибудь такое у нее в жизни и произошло, то непременно с речами пастора и под звон колоколов, по-другому она просто не может. И у него было совершенно ясное убеждение, что она была бы глубоко расстроена, если бы во время их «испытательного срока» он встречался бы с другими женщинами, хотя разъезд был ее идеей. И глупость и нелепость этого очевидно была видна и ей самой. У него же было неясное отношение к этому плану, хотя в последнее время стоило им начать что-то обсуждать вдвоем, как немедленно начинались ссоры. Поэтому «романы на стороне» и для него пока оставались теорией. И не потому, что его не тянуло к женщинам, его тянуло всегда, почти всегда, хотя, пожалуй, его желания немного поутихли после ее отъезда. Но мысли о том, что здесь курорт и всегда есть возможность для этого, постоянно искушали его, когда он сидел вечерами в компании своих верных высоких пивных бутылок, но вскоре наступал момент, когда предпринимать что-либо было уже поздно. Он понимал, что пьян, хочет спать, шел и укладывался.
Соня была отнюдь не в восторге от его пристрастия к пиву, сразу же после свадьбы она начала жаловаться на его пьянство, когда они жили на его студенческую стипендию, и даже кружка пива по воскресеньям была для него роскошью. Воспоминание об этом доставило ему злую мстительную радость, он допил последние капли из третьей бутылки и с наслаждением открыл четвертую.
В своем новом положении «соломенного вдовца» (так он называл себя, доверительно беседуя с хорошо знакомыми клиентами, которые были в курсе дела — пусть никто не болтает, что он повесил голову) лето становилось для него порой больших надежд и горьких разочарований. Он с тоской смотрел вслед парам, которые, подъехав к берегу на парусной лодке, оставляли ее и шли по берегу, оба загорелые, крепко обнявшись, хотя прекрасно понимал, что он-то чересчур стар и потрепан жизнью, и циничен, да, надо называть вещи своими именами, чтобы даже думать о подобном «морском романе» среди шхер. Тут от него потребовалось бы во всех отношениях гораздо больше того, нежели он способен дать. Ведь для такого романа надо быть молодым, красивым, бездумным, иметь плоский живот, гладкую кожу, безукоризненные зубы, а у него в прошлом году один зуб буквально рассыпался на куски, когда он жевал окорок. Выходит, что для мужчины зрелого, разумного, с жизненным опытом никаких шансов уже не оставалось. Для мужчины, которому за эти вечера с пивом многое прояснилось, который научился по-настоящему ценить женщину, и который, в то же время, в течение целых восьми лет был способен терзать свою жену, как она утверждает.
