Сейчас моя остановка, буду пробиваться к выходу.
Стоило только податься вперед и сделать первый шаг, как эта дама тут же сдвинулась влево, занимая то место, где я стоял. Сделала она это с таким видом, словно я должен был уступить ей это место уже давно. Обозначая свою надменность и полное пренебрежение, она плотно сжала губы, как бы сдерживая порицания в мой адрес, резко и еле заметно дернула головой и быстро скользнула по мне полным презрения взглядом. Ее оплывший, вспотевший подбородок вздернулся, и с этого момента я для нее перестал существовать.
Выбираться из плотной толпы приходилось довольно резко и даже грубо. Никто не потрудился сдвинуться даже на полшага и уступить дорогу. Хотя все были предупреждены о том, что люди позади собираются выходить. Тоже обычное явление. Я по этому поводу даже не раздражаюсь, привык, наверное.
На моей станции было душно. Воздух какой-то чрезмерно влажный и тягучий. Забавно, я всегда считал Шаболовскую довольно глубокой, летом она казалась прохладней, чем остальные, но только не в этот раз. Люди, спускающиеся с поверхности, заметно нервничали, торопились. Шагая по гладкому полу, я вдруг понял, что у меня разболелась голова, не сильно, но, как всегда, не вовремя. Почему-то начал нестерпимо зудеть старый шрам на правой руке. Весь день сегодня какой-то суетный и бешеный, вот и зуд у меня тоже на нервной почве.
Только приближаясь к выходу, я понял, в чем причина внезапно возникших болей. На улице собиралась разразиться настоящая буря. Вроде бы еще полчаса назад не было даже намека на такую грозу, а сейчас нате вам, свинцовое небо, усиливающийся порывистый ветер поднимает серую пыль с горячего асфальта, словно хулиган, дергает прохожих за одежду, сбрасывает с торговых столиков газеты, ворошит и разбрасывает мусор, скопившийся в переполненных урнах. Совсем недалеко сверкнула молния, и прокатился суховатый громовой раскат. Дождя еще не было. Мне следовало поспешить, если я хотел успеть домой до начала ливня. Но, видимо, не суждено. Первые крупные капли шмякнулись на землю, небо стало еще темней. Молния сверкнула снова. Совсем близко. Гром был просто оглушительным. Я задержался на секунду, глядя на уютный магазинчик, где могли продаваться зонтики, но быстро отбросил эту мысль: не бывает зонтиков в лавочке, торгующей джинсами. Тем более что имеющихся при себе денег все равно не хватит, а ветер дул так сильно, что от зонтика будет мало проку. Даже если он там и продается.
Ускорив шаг, я подошел к табачному киоску, купил три пачки сигарет и, не беря сдачи, поспешил перебраться на другую сторону улицы. Напротив меня, через дорогу, высился огромный решетчатый конус телебашни. Грозовые тучи плыли так низко, что верхушки гигантской антенны не было видно. Это показалось мне довольно необычным. Хотя что я мог знать о грозовых тучах? Ровным счетом ничего, и на какой высоте им положено быть, я тоже не знал.
При такой быстрой ходьбе курить не стал, хоть организм и требовал очередную дозу никотина. Больше всего хотелось попасть поскорее домой непромокшим и наблюдать грозу уже в окно. Мне всегда нравилось подобное зрелище. На улице бушует стихия, а ты сидишь в своей уютной квартире грея руки на кружке с ароматным чаем, чуть кисловатым от ломтика лимона.
Дождь усиливался. Если еще минуту назад упавшие капли можно было видеть на сухом асфальте как жирные кляксы, то сейчас они барабанили сильней, прибивая пыль. Мощенная плитами дорожка, даже под плотными сводами раскидистых крон тополей, успела намокнуть и стала опасной. Мои кроссовки несколько раз скользнули, и я чуть не упал. В этот момент я просто запретил себе торопиться. Поддавшись этой животной панике, чуть не свалился. Ведь не боюсь же грозы, и промокну если – не страшно, какого черта! Идиот, куда спешу?! Тонкая струйка дождевой воды скользнула по лицу и защипала кожу. На тротуаре мгновенно образовались лужи, и я шлепал по ним, не утруждаясь обходить. Капли дождя и ветер вымочили мне всю спину и ноги. Спереди я странным образом оставался почти сухим. Но вот уже и мой дом. Знакомый поворот, я не спешу, сворачиваю на узкую дорожку. Но не только пешеходы поддались панике, водителей тоже не миновала эта участь. Взвизгнув на повороте тормозами, во двор въезжала зеленая легковушка. Скорее всего, импортная, не сильно-то я в них разбираюсь, да и какая разница. Машина неслась так, словно сорвалась с цепи. Водитель даже газ не сбросил. Судя по тому, что крыло и дверь были заметно помяты, ездок он был еще тот. Я как раз проходил мимо огромной рытвины в асфальте, успевшей заполниться водой. Слева невысокий забор и два старых тополя. Запрыгнув на бордюр, я прижался к стволу одного из них. Машина окатила меня таким щедрым фонтаном грязной воды, что я даже выругался. При этом она по-прежнему не сбавила ход и унеслась дальше, в глубь дворов.
Вода стекала по стволу прямо мне за ворот, одежда прилипла к телу, джинсы стали тяжелыми и тугими. Настроение резко испортилось. Кислые струи хлестали с неба плотным потоком. Немного посветлело. Это казалось неестественным. Я взглянул на небо. В черных тучах возникла светлая брешь, и в нее ворвался яркий солнечный луч. Пучок света попал прямо на меня. Я даже замер от удивления, зрелище было очень красивым. Стоял, как на темной сцене под лучом прожектора, а вокруг бушевал ураган, хлестал ветер. И все это казалось какой-то бутафорией, декорацией, мрачным сном, плодом воображения больного сюрреалиста в момент выхода из глубокой депрессии.
Ударила молния. Сильно и хлестко. Грохот был таким, что казалось, меня разорвет на мелкие кусочки. В ту секунду в моей голове возникла мысль о контузии, но так и не успела достигнуть логического завершения. Дерево за моей спиной нелепо изогнулось, словно ожившее, и лопнуло, взорвалось изнутри. Глубокие трещины раскололи весь ствол. Я этого не видел, но почувствовал всем телом. В глазах появились темные пятна, дыхание перехватило. Теперь не было никаких сомнений, молния ударила именно в это дерево, а через мокрую древесину угодила в меня. Как нелепо, я даже испугаться не успел. Тело стало бесчувственным, каким-то чужим, словно чугунная чурка. Не было ни боли, ни судорог, просто онемение и полное безразличие ко всему. Потемнело, и туча на небе закрыла солнечный луч. Все вокруг погружалось во мрак и звенящую тишину. Я опустил взгляд и увидел разряд мелких, ярко-голубых искр, пробежавших по моей груди. Затем кто-то задернул шторы, и опустилась тьма. Уютный городской мирок перестал существовать, и я растворился в этой темноте и безмолвии, провалился в звенящую бесконечность.
* * *
Наверное, так умирают. Вокруг темно и тихо, никаких ощущений, отсутствовало все – звуки, краски, самого пространства словно бы не было. Мысли текут ровно и стройно, не путаются. Скользят параллельно, плавно. Их можно наблюдать как течение полноводной реки. Но эти мысли не мои. Они вокруг, я словно плыву в реке этих мыслей, не чувствуя ни времени, ни пространства – ничего.
Если это смерть, то какая-то она тихая и, надо же, невообразимо скучная. Если что-то другое, то что?
С некоторым усилием, с каким-то напряжением воли я вспомнил, что не закончил какой-то путь. Я не понимал, что происходит, и не знал, что делать, а самое главное, чем делать. От меня ничего не осталось. Ничего привычного, того, что можно описать или пощупать. Того, чем можно действовать и на что опереться. Я все понимал, но не своим собственным сознанием, а каким-то посторонним, тоже принадлежащим мне, но бесконечно далеким и очень, очень отрешенным. Всюду был только я сам, даже мрак и тишина – это все был я. И весь этот вяло текущий источник мыслей – это тоже я. Бесконечный, размазанный на миллионы лет и пространств, в бесконечности космоса и сиянии звезд. Как же я был огромен и силен. Чувство величайшей радости охватило меня. Ни с чем несравнимое ликование и восторг заполнили меня – вселенную, и меня – маленький атом в этой необъятной бесконечности.
