Но паника прошла, едва она заинтересовалась картинами, развешанными на беленых стенах. Взяв подсвечник, Лиза принялась обходить комнату, разглядывая полотна. Пасторальные зарисовки ее не впечатлили, но вот портреты… Особенно заинтересовали портреты седовласого, хотя и довольно молодого мужчины со шрамом, пересекающим щеку и часть лба, и висевший рядом с ним портрет девушки.
Хм… Лиза пригляделась, пытаясь разглядеть в полумраке ее миловидный облик. Довольно знакомая внешность… Словно смотришь на фото актрисы и не можешь вспомнить, в каком фильме ты ее видел… А мужчина… Она помнит этот шрам! А еще у него были такие выразительные, живые глаза, что Лиза несколько минут плясала у портрета, пытаясь спрятаться от его внимательного взгляда. Седовласый будто следил за ней.
Старомодные наряды подтверждали их сходство с театральными актерами. Вот интересно, а это предки Макса? Наверняка. Хотя он вряд ли знает, кто они такие.
Неподалеку от шкафа Лиза обнаружила еще одну дверь, прячущую за собой отделанную светлым кафелем комнату удобств, в которой полюбовалась на глубокую белоснежную ванну, стоявшую на чугунных львиных лапах. На полочках стопкой лежали полотенца, а на крючке висели два махровых в клеточку халата.
Решив не тратить бездарно время, она поставила на полочку подсвечник, крутанула массивный вентиль, включая горячую воду, и, раздевшись, с наслаждением погрузилась в ванну.
Сколько она нежилась, Лиза не знала. Блики света от свечи плясали по стенам, унося девушку далеко-далеко от проблем, от неуверенности и боли, от нечаянной радости, а перед глазами стояло лицо со шрамом, рождая где-то в глубинах души смешанные чувства тревоги и ужаса.
Варя сидела в саду под старой яблоней, проклиная свою слабость. Она не должна была поддаваться натиску Захара; нужно было оттолкнуть его, и теперь бы внутри не ворочался тяжелый ком. До сих пор там, где были его руки, кожа горела огнем. Она помнила каждое прикосновение, каждую ласку и шепот. Захар, как околдованный, твердил, что любит её, а она сжимала зубы, чтобы не сорваться на крик.
– Ты здесь? – голос, раздавшийся совсем близко, напугал Варвару. От неожиданности она подскочила на месте и хотела убежать, но было поздно.
Захар смотрел на нее сверху вниз, точно силясь что-то сказать, но она знала, что у него внутри такой же ком. И поговорить надо, да сил нет.
– В спальне графини душно, – Варвара зачем-то пыталась оправдываться, – я вышла подышать.
Захар вдруг подошел очень близко, закрыв спиной солнечный свет. Варя смотрела на него широко раскрытыми глазами и боялась того, что он мог сказать в следующий миг. Мысли о побеге снова закружились в голове. Захар словно понял это и приобнял ее за плечи, удерживая. Варя почувствовала, как по телу побежала жаркая волна, но изо всех сил старалась сдержаться и не прижаться к широкой груди стоящего перед ней великана. Его губы зашевелились, но Варвара не сразу поняла, что он говорит. Слова вдруг стали вязкими, как предрассветный туман над рекой, и непонятными, словно говорил иноземец.
– Сегодня я уеду, – Захар был угрюм и серьезен. – Обещай, что дождешься и не сбежишь.
Варя ответила не сразу, в горле пересохло. Выдавать себя нельзя.
Они с Захаром не пара, и она обязательно скажет ему об этом, но не сейчас. Ведьма не имеет права быть счастливой. Эту истину Варвара уяснила твердо.
– Меня здесь держит только графиня. Вылечу ее и уйду.
Ох, не это она хотела сказать, но упрямые слова все равно вылетали изо рта, дробью выстреливая в большое Захарово сердце.
Он вздрагивал от каждого звука, точно Варвара и вправду в него из ружья стреляла. А потом, ничего не говоря, отвернулся и пошел прочь.
– Захар, – едва слышно прошептала Варвара, – я дождусь тебя.
Он не мог ее слышать, потому как вдруг поднялся сильный ветер, подхватил сорвавшееся с губ обещание и закружил в желто-красном вихре листвы. Великан остановился и обернулся на один короткий миг. На его лице сияла счастливая улыбка.
Варя смутилась и поспешила к дому. Она не заметила, что из-за деревьев все это время за ней наблюдал хозяин усадьбы.
Прежде чем отправиться к графине, Варя зашла на кухню, чтобы приготовить отвар, но остановилась, услышав голоса.
– Эта ведьма уже третий день не отходит от постели Марии Федоровны. Помяни мое слово, отравить хочет нашу хозяйку рыжая бестия. – Свистящим шепотом вещала молоденькая горничная.
– Сплюнь, окаянная, чего такое говоришь! От хозяйки ведь все доктора отказались, я сама последнего выпроваживала третьего дня. Хозяин не дурак, и если так решил, то не тебе его осуждать, – отвечала ей кухарка.
– Неужели ты не поняла, что ему старая жена надоела, вот он и притащил в дом полюбовницу? Убьет она матушку Марию Федоровну и место ее займет.
– А ну пошла отсюда, гадюка!
Варя услышала шлепок, затем визг, и через секунду ее едва не сбила с ног растрепанная и раскрасневшаяся горничная. Сверкая очами и шипя разгневанной кошкой, она пролетела мимо Вари, бросив сквозь зубы что-то оскорбительное.
Эта девица невзлюбила Варвару с первого дня, как только та переступила порог дома. Варя не сразу поняла, в чем дело, но однажды увидела, как седовласый мужчина прижимает растрепанную дуреху к стене и задирает на ней юбку. Тогда Варвара еще не знала, что это сам хозяин поместья.
– Я кому сказала, пошла прочь? Чтобы духу твоего на кухне больше не было!
Раздухарившаяся кухарка замахнулась мокрым полотенцем, но, увидев перед собой Варю, опустила руку и улыбнулась.
– Здравствуй, девонька, – она как-то сразу смягчилась при виде вошедшей, – думала, Зойка вернулась. Вот ведь зараза какая!
– Я, Алевтина Петровна, – улыбнулась в ответ Варя. – Мне бы кипяточку.
– Этого добра у меня сколько угодно. – Женщина, несмотря на свои крупные формы, довольно ловко управлялась на кухне. – Ты уж не обижайся, что я тебя так встретила. Зойка, моль противная, из себя вывела.
– Что она натворила? – осторожно спросила Варя.
Кухарка стояла к ней спиной, но Варя почувствовала, как та смутилась и ответила не сразу, а чуть помолчав.
– Да как чего? Вот ведь зла не хватает. Соли в щи бухнула всю солонку. Теперь, почитай, выливать придется да заново готовить.
Конечно же, никаких щей и в помине не было, обед давно прошел, и Алевтина Петровна просто не хотела передавать Варе неприятный разговор. Кухарка единственная, кто отнесся к девушке в этом доме хорошо. Остальные смотрели волком и следили, как бы чего не украла.
