Неделю назад герцог потерял сознание во время своего визита в Байе. Он приехал туда, чтобы лично проследить за строительными работами — вот уже несколько лет на месте руин римской цитадели во
з
водился дворец. Но не успел он полюбоваться высок
и
ми стенами и представить себе будущую жизнь в этом замке, как ноги у него подкосились и герцог п
о
валился на землю без чувств. По крайней мере так утверждал его брат, Рауль д’Иври. Вскоре герцог пришел в себя, но с тех пор его преследовали стра
ш
ные боли в конечностях и мучительная мигрень.
Состояние герцога ухудшилось, и в Фекан его,
страстного любителя верховой езды, пришлось ве
з
ти в повозке. Герцог так плохо себя чувствовал, что даже не противился этому позору. Теперь его зан
и
мали не только мысли о предстоящей смерти, но и судьба его земель. Он попрощался с близкими, объявил, что наследником трона должен стать его старший сын, а затем начал молиться. Сейчас его губы уже не шевелились, но мужчина еще дышал.
Агнесса подавила вздох. Она поняла, почему язычн
и
ки-северяне, когда-то основавшие это герцогство, а потом принявшие крещение, считали смерть в своей постели худшим из проклятий. Смерть же на поле боя была благословением, она не только дарила славу, но и настигала свою жертву молниеносно.
Может быть, и самому герцогу сейчас скучно? И он поприветствует апостола Петра у райских врат не улыбкой, а зевком?
По крайней мере выражение его лица было столь же равнодушным, как и у всех присутствующих… Впр
о
чем, нет, не у всех.
Агнесса вдруг обратила внимание на то, что двое монахов у смертного одра явно чем-то взволнованы, и дело вовсе не в состоянии герцога. Первого монаха звали брат Уэн, он славился в замке не только необ
ы
чайной тучностью, но и красивым почерком, благодаря которому ему уже много лет поручали оформлять все документы при дворе. Второго звали брат Реми. Он приехал всего несколько дней назад, но его имя знал весь двор в Фекане. Брат Реми так гордился своим а
б
батством Мон-Сан-Мишель, что рассказывал о нем каждому встречному, не задумываясь над тем, инт
е
ресно ли это собеседнику.
Похоже, брат Уэн и брат Реми были знакомы. Они переглянулись, кивнули друг другу, и брат Уэн поспешно отошел от постели умирающего и направился в кор
и
дор. Брат Реми, с подозрением оглянувшись, послед
о
вал за ним.
Сердце Агнессы забилось чаще. Стараясь двигать
ся как можно тише, она вышла из комнаты. Остальные не заметили, что с монахами что-то не так, а если бы и заметили, то не стали бы этим интересоваться. Но в Агнессе проснулось любопытство: что же заставило этих двух братьев покинуть свой пост?
Возможно, причина тому была банальна и монахи просто решили сходить в уборную или перекусить. По крайней мере брат Уэн неспроста был настолько толстым, все знали, что ему не чужд грех чревоугодия. Но, может быть, этим двоим нужно обсудить что-то важное? Как бы то ни было, это интереснее, чем смотреть на умирающего герцога.
Агнесса тихонько последовала за двумя монахами. Они остановились в конце коридора и взволнованно п
е
решептывались. Девочка не могла разобрать, что они говорят, но когда она подкралась поближе, ей удалось расслышать отдельные слова.
— Что делать… давняя тайна… один из моих собратьев… поведал мне перед смертью, что… непредвиденные последствия…
Агнесса спряталась за колонной и глубоко вздохнула. Свинцовая усталость отступила, сейчас девчушка была столь же напряжена, как и оба монаха.
— Я уже много лет живу здесь, при дворе, — говорил тем временем толстый брат Уэн. Его двойной подбородок подрагивал. — Но за все время я ничего не слышал об этих записях.
— Ну конечно! — Брат Реми, похоже, уже терял терпение.
У него были острый подбородок и крючковатый нос, из-за чего монах напоминал хищную птицу.
— Если бы весь мир знал об этом, то какая же это тайна? Но я уверен, что герцогиня хранит записи где-то здесь!
Уэн покачал головой, его подбородок вновь затрясся.
— С ее стороны было бы глупо оставлять записи здесь, раз ты говоришь, что они настолько опасны.
Брат Реми хмыкнул в ответ.
— Может, она и умная женщина, но она все-таки женщина, а все мы знаем, что Господь даровал им больше чувств и меньше рассудка, чем нам, мужчинам. Да, она умеет управлять двором, носит роскошные платья, искусно подбирая к ним украшения, но это не означает, что герцогиня разбирается в политической ситуации и сумеет предвидеть дальнейшее развитие событий. — В его голосе слышалось презрение.
Невзирая на порочащие герцогиню слова, брат Уэн ничего не возразил.
— А что теперь? — спросил он.
— Ну… — протянул брат Реми. — Ты же знаешь, где находятся покои герцогини. Лучшей возможности пробраться туда, найти записи и забрать их себе не предвидится. Не думаю, что в ближайшие часы она отойдет от постели супруга.
Брат Уэн весь трясся от восторга, на его лице ч
и
талось злорадство. Агнесса почувствовала, как
в ней разгорается гнев.
— Герцогиня — гордая женщина, — пробормотал Уэн. — Она считает себя выше всех остальных. Мнит себя непобедимой. Но если то, что ты говоришь, правда…
— Это правда, поверь мне!
— Ну, если она действительно хранит эту тайну, а мы ее раскроем и у нас будут доказательства того, что это не клевета, а святая истина, то этим мы не только разрушим ее репутацию. От этих записей зависит судьба всей Нормандии!
Мужчины рассмеялись, и их смех напомнил Агнессе блеяние коз. Но то, что их развеселило, заставило д
е
вочку содрогнуться от страха. Много часов она ож
и
дала хоть каких-то чувств, ожидала, что эта давящая пустота внутри нее исчезнет, но душевное потрясение вызвала вовсе не смерть герцога, а осознание того, что она услышала то, чего никогда не должна была узнать.
— Так и есть! — с триумфом в голосе провозгласил брат Реми.
«О господи!» — подумала потрясенная Агнесса. Что за тайну хранила герцогиня Нормандии, женщина, прощавшаяся в соседней комнате со своим супругом? И чем ей навредят два монаха, если действительно ра
с
кроют этот секрет?
