– Предложения, синьоры? – по старой традиции, Алекс дал высказаться наименее заслуженным воинам, чтобы не давить авторитетом.
– Отправить парламентера, объявить их арестованными за грабежи, сбросить бомбы – сдадутся.
– Бомб мало, только для острастки да на всякий случай, – отверг предложение командир. – Другие идеи?
– Напасть всем отрядом на центр расположения...
– Нанести отвлекающий удар сбоку и броситься в центр, где их командиры... .
– Дождаться утра и расстрелять издалека их командующего...
– Нет и нет. Не имеем права первыми переводить столкновение в разряд побоища, – Алекс глянул последний раз в подзорную трубу, силясь что-то рассмотреть в отблесках костров. – Если ни у кого нет реального плана, начинаем вообще без него. Марк, готов рискнуть очередной раз?
– Если я с вами, синьор, то гораздо больше рискуют мародеры.
– Отлично. Брось револьвер здесь. Остальные – слушай мою команду! Ничего не предпринимать до утра. Терон Мэй – за старшего.
– Что прикажете делать, если не появитесь?
Алекс ответил с неожиданной веселостью, не предвещавшей зеленым ничего хорошего:
– Ты тогда командир. Вот и решай. Дозволяю не заботиться о потерях противника, чем больше – тем лучше. Но я рассчитываю вернуться.
Глава двадцать шестая
– Синьор фалько-офицер! Князь Алайн с сопровождающим теем.
Доверенный прим, один из немногих, посвященных в истинный смысл похода, доложил с усмешкой. Командир батальона фалько Фишис оторвался от колоды карт.
– Прошу простить, синьоры. Продолжим в следующий раз. Взятки при своих. Все по местам!
Алекс и Марк, ступив внутрь штабного шатра, увидели следующую диспозицию. За складным столом, с которого исчезло все лишнее и осталась крупномасштабная карта, с деловым видом склонился офицер в зеленом плаще и с тремя нашивками фалько. Он поднял лицо, оказавшееся незнакомым. Лисьи черты, тонкие черные бакенбарды, соединяющиеся с узкой бородкой жидкими полосками волос на щеках – приметный, но не встречавшийся в Леонидии субъект. Достойное пополнение гвардии Ванджелиса. По стенкам палатки вытянулись три унтера с непроницаемыми рожами провинциалов, получивших важное задание под условием страшной секретности и оттого бесконечно гордых.
– Револьверов у них нет, синьор. Только шпаги.
Доложивший прим с нездоровой алкогольной краснотой на молодой физиономии пристроился по правую руку от старшего, замкнув полукружие.
– Не будем играть в игры, офицер, – без приветствия начал Алекс. – Вы прибыли, чтобы убить меня, когда явлюсь поглазеть: кто грабит мое княжество.
– Смелое заявление, синьор князь. Наслышан о ваших экстравагантных методах, но... Впрочем, продолжайте.
– Спасибо за позволение, синьор, что оставляете мне на моей земле хотя бы слово сказать.
– Ну, мы же не звери какие. Осужденному на смерть последнее слово всегда положено.
Прим и унтеры даже не пробовали скрыть ухмылки. Пальцы легли на рукояти револьверов.
– Тогда вам тоже стоит выговориться. Расположение окружено. Если мы с теем не вернемся, командир оставшихся имеет право начать бомбардировку осколочными.
– И сколько же вас?
– Не много. За холмом тридцать пять, и на фоне ночного неба вы не сможете засечь ни одного.
Фишис нервно пробарабанил пальцами по столику с картой.
– Блеф!
– Даю слово тея, что там действительно тридцать четыре синьора наготове, и у них есть осколочно-фугасные заряды. Вы – не человек чести, фалько, но о моей репутации осведомлены. Мое слово твердое, и никто еще не смел упрекнуть меня во лжи.
– Упрекнуть легко... Уличить сложно. Вы создали тупиковую ситуацию, князь? Зачем?
– Не хочу первым проливать кровь соотечественников. Поэтому предложение такое, и, поверьте, для вас и ваших офицеров это единственный выход выбраться из западни с наименьшим ущербом...
– Минуту. Прим! Срочно тушить костры и факелы по всему лагерю. Нечего изображать мишени для красных.
– Умно, офицер. Продлили себе жизнь часов на шесть в случае несогласия.
– Хватит меня пугать, – отрезал зеленый, прислушиваясь к командам о затемнении вне палатки. – Я не первый раз под огнем и совсем не уверен в своей неизбежной гибели. Ваша куда вероятнее! Поэтому предлагайте что-то очень весомое или попрощаемся сразу.
Марк боковым зрением глянул на командира и поразился его самообладанию. Князь ни единым движением, ни одной черточкой лица не выдал гнева, вскипающего от наглости негодяя. Неужели в лице Фишиса предстал типичный образчик имперского гвардейского офицера? Во что Ванджелис превратил гвардию! В скопище бесчестного сброда!
– Охотно. Сообщаем императору и в газеты, что офицеры батальона арестованы за мародерство и письменно покаялись в намерении убить меня по приказу упомянутого солнцеподобного императора. Я дарую вам прощение, и долгое время вы пребываете вдали от его карающей десницы. Например, в Южной Сканде. Сохраните жизнь. Материальную сторону вашего предательства, не буду облекать суть предложения в куртуазную форму, обсудим отдельно. Рядовых и сержантов сдаем в ближайшую бригаду.
Вернулся прим, Алекс обернулся на звук его шагов. Свет костров, проникавший под полог шатра, пропал. Зеленые приготовились к атаке с воздуха.
– Не пойдет, синьор.
Князь чуть вытянул вперед правую руку в перчатке, сжатую в кулак.
– Отчего же?
– Император не простит. Он сильнее вас. Южная Сканда означает нашу смерть, не слишком отсроченную.
– Ваш вариант?
– Сражаться и держать слово, данное государю.
Что же, данное желание похвально, могло бы считаться добродетелью, но... Трудно питать симпатию к дворянину, если он согласился на подлость и отказался отступиться из-за отсутствия более выгодного варианта.
От сжатого кулака отделился большой палец, указавший влево – сигнал к началу действия.
Дальнейшее можно описывать долго, но уложилось оно в секунду, в течение которой время словно остановилось.
По сигналу Марк ударил Силой. Огромный лишний вес, совмещенный со стремлением летать не хуже других, заставил тея развить способность к ее концентрации чуть ли не до уровня послушников Шанхуна. Прима и унтера швырнуло на стенку шатра, саму стенку сорвало, вслед полетел фонарь, неосторожно закрепленный там же.
Алекс бил прицельнее. Стоявшие рядом с ним унтеры схватились за горло и повалились мешками. Одновременно сапог с силой ударил по столику, отчего столешница врезалась в лоб бесчестного фалько.
Она ударила не сильно и не оглушающе, Фишис отшвырнул стол от себя, потянув револьвер из кобуры. Первое, что он увидел, избавившись от помехи, а также и последнее, было движение шпагой, летящей острием ему в переносицу.
