– А стоило подозревать?
– Конечно! – Горан стукнул кружкой по столу, расплескав остатки вина. – Мне говорили, бывало с ней всякое. Я заколол на дуэли офицера, осмелившегося намекнуть на ее похождения... Да хоть вырежи весь Остей – были похождения, были! И до свадьбы, а уж после моя благоверная просто с цепи сорвалась. Не беременела, таким постельные утехи не сулят продления рода, грех один.
– Все-таки слова или сам увидел?
– Сам! Прямо дома у нас, с лакеем! А когда свернул шею слуге, мерзавка засмеялась и заявила: тогда изволь скрутить голову половине мужчин Западной Сканды, а годик потерпишь – и вторую половину охвачу.
Алекс изумленно встряхнул стриженой головой.
– У нее что – неутолимый огонь между ног?
– Не знаю... Спросил. Она заявила, что ненавидит мою семью и все тейское сословие за высокомерие и пренебрежение. Связь с нею – позор. Так она опозорила и нашу семью', и всех, кто на нее польстился. Вроде бы ее малолетнюю подмял наш маркиз, или родители продали маркизу право первой пробы... Это ее слова, я не могу их проверить.
– Ты ее убил?
– Да... Не выдержал. Дождался, когда моя шлюха вышла на балкон. Столкнул вниз.
Алекс молчал, ошарашенный чудовищным признанием. Да, жена друга – потрясающе жуткое существо... Но убивать женщину?
Столько времени прошло, но в самой болезненной части совести не стерлась картина с Эльзой Мейкдон, лежащей на полу императорского дворца. Маска сорвана, роскошные кудри рассыпались, глаза замерли, упорно глядя в пространство... И между бровей четырехгранная дырка от шпаги с бордовым потеком.. От его удара! Женщин нельзя убивать. Даже случайно.
– ...Не удержался, – продолжил Горан, и князь понял, что пропустил часть рассказа. – Я был с крылом, спикировал вниз... Подхватил у самой земли, чуть сам не разбился. Рванул вверх изо всей Силы.
– Она уцелела?
– Выжила. Поломалась страшно. Меня, само собой, изгнали из гвардии. Мало того, что женился на шлюхе и жил с ней, так и вздумал прибить ее как пьяный матрос в борделе. Да, я часто пил в то время, а что оставалось делать?
У Алекса мелькнули две догадки.
– В Леонидии ты поселился под чужим именем?
– Нет. Придумал себе новое. Атрей на каком-то старом языке означает «бесстрашный».
– И перед Всевышним по-прежнему женат на той, которую именуешь «мерзавкой».
– Уже нет, – Горан еще раз налил, и если бы не ночь впереди, его спутник попробовал бы остановить накачивание спиртным.
– Умерла?
– Нет, представь себе. Помнишь мою хандру перед первым полетом в Шанхун? Заявилась в Леонидию, отыскала меня. Ни хромоты, ни шрамов, словно дьявол дал ей здоровье в обмен на душу! А-а, не было у нее никакой души. Сказала – вступает в брак и уезжает за океан с богатым мессиром из Атены. Как-то договорилась, святоша разбил в храме сосуд со святой водой. На прощание бросила: плохо выглядишь, совсем опустился вне семейного очага. Как я вторично не принялся ее убивать – не знаю. Вино губит? Вино спасает жизнь! Если бы не набрался, непременно утопил бы гадину в Леонии.
Понятно, что воспоминания о неудачной женитьбе привели к заказу нового кувшина с вином.
– Алекс, дружище. Без баб невозможно – между ногами нас разорвет. Только не нужно никаких обязательств! Они – шлюхи! Справил дело, кинул монету и беги. Не приведи Всевышний привязаться. Тебе все равно, сколько конюхов и лакеев там побывало, сколько их залезет после тебя. Кинул монету – перевернул страницу!
Князь грустно покачал головой.
– С Ианой не так. Думаешь, я до свадьбы не слышал твои лекции на любимую тему «бабы-зло»?
– Каждый из влюбленных в большей или меньшей мере слышал эти азбучные истины. Каждый муж-рогоносец надеялся, что ему попалось счастливое исключение. Пью последнюю чарку – чтобы твоя иллюзия не покинула тебя до смерти. Иана – славная девочка. Но... Но и она – женщина, черт побери!
Горан отставил кувшин, еще не опустошенный до дна. Алекс оценил его воздержанность. Уж если начал, то оставлять недопитое трудно. Как ни вразрез с предыдущими словами, но князь решился дать совет.
– Обрати внимание на Амелию, старый друг. Она на нас обоих поглядывала, меня списала со счетов с прилетом Ианы. А тебе смотрела вслед. Уж если делать жизненную ошибку – лучше с ней, Горан. Женщина строгая, ни при муже не была гулящей, ни во вдовстве не позволяла, серьезная. Настоящая принцесса. Жаль только, что забросила крыло.
Атрей решительно отмахнулся.
– Ни за что. Нового разочарования не перенесу. И Амелия не из тех, кого утром покидают в спальне, бросая монету со словами: «прощай, шлюха».
Больше они не возвращались к этому разговору, лишь Горан, снимая очередную жрицу из области личных услуг, не берущую больше пяти арги за часик, подмигивал ученику с намеком – гляди, у меня слова не расходятся с делом.
В Леонидии редактор скандального листка, как коршун в мышь, вцепился в бумаги об императорских кознях; Иану он не видел и вестей от нее не получал. Пара часов, потраченных на посещение общих знакомых, также не дала результата, особенно если учесть деликатность вопроса: «Не замечали вы здесь мою драгоценную, решившую зарезать государя?»
Император в Леонидии. Синьоры, вхожие во дворец, утверждают, что Орайон ожидается дней через сорок, по всем признакам он болтается в Адел-фии. Не теряя времени, пара сеньоров отправилась дальше, пересекая практически весь континент с востока на запад. Воистину – женщины источник беспокойства!
Глава двадцать восьмая
– К вам посетители, госпожа.
Охранник строг, холоден. Из новобранцев Орайона. Самых заслуженных Ванджелис-старший прихватил в столицу. Неудивительно, что не встречен никто из предыдущего посещения замка в Нирайне. Ее узнал лишь герцог. Не успел ни обрадоваться, ни позвать на помощь.
Вошли духовник и присяжный поверенный. Понятно, что ее будут судить не здесь. Может, прибудет само лопоухое величество, способное запросто опознать убийцу сына. Тогда после ее казни начнется страшное, Алекс и император схлестнутся насмерть, да не лично – воевать станут армии.
Умирать не хочется. До слез страшно от мысли, что не увидит больше Айну, ее смешные косолапые шажки, очень серьезный черный взляд... Не услышит «ма», «па» и требовательное «дай», произносимое с истинно княжеской категоричностью.
Иана присела на деревянный топчан. В тюрьме Арадейса у Алекса не было даже такого ложа, только мешок с гнилой соломой.
Муж! Ему и правда придется тяжело. Глупые сомнения и ревность, терзавшие Иану в Шанхуне, давно побоку, он действительно ее любит. Как в этом человеке уживаются долг перед страной и желание всего себя положить на семейный алтарь – уму непостижимо. Он жил на разрыв, но двойственность закончится, как только вокруг шеи Ианы затянется петля палача.
