Горсей озадаченно смотрел на меня.
– Сэр, я точно уверен, что вы воспитывались не в лесу, как рассказывают наши люди. Для того чтобы так говорить, надо иметь хорошее образование. Хотя где вы его получили, загадка не меньшая, чем все остальные, связанные с вами.
Возвращался я домой уставшим до смерти. У меня даже не было сил порадоваться за Кузьму, который был весь при счастье. Наших сватов, которых возглавил Кошкаров, встретили как родных.
– Мелкой дрожью хозяин трясся, – на ухо мне сказал Борис. – Язык аж к заднице прилип. А я-то что, всего и сказал: такому жениху, за которого боярин Щепотнев хлопочет, не отказывают.
Следующим днем, когда я ехал по Москве, весь город кипел. Прошел слух, что прибыли неожиданно послы литовские. И государь готовится принять их с пышностью невиданной. Пока добрались до Кремля, предполагаемый состав посольства менялся несколько раз, но суть приезда оставалась прежней, народ в толпе толковал:
– Приехали Иоанна Иоанновича великим князем звать.
Когда я пришел в Думу, там стоял шум и гам, все бояре что-то орали друг другу, доказывали и чуть не таскали собеседников за бороды. Пожалуй, народ на улицах был прав: действительно прибыло литовское посольство. Возглавлял посольство Ян Геронимович Ходкевич, который, по слухам, после смерти Батория сам занемог, – он все пытался отговорить Батория от стояния под Гданьском из-за опасности со стороны Москвы. Второй посол, Остафий Волович, насколько я слышал от бояр, был противником Люблинской унии, и его присутствие обнадеживало. Я судорожно пытался вспомнить свои школьные познания по истории и, к своему стыду, убедился, что ни черта не помню, но единственное, что я точно знал, – надо любыми путями отрывать Литву от Польши, и тогда можно будет разговаривать с Европой совсем по-другому.
Но вот как это сделать – сейчас ведь вновь бояре будут наезжать на литвин, выдавливая из них всевозможные уступки. Но если действительно посольство явилось просить старшего сына Иоанна Васильевича быть великим князем Литовским, то наверняка можно будет вполне договориться и закончить эту длинную войну, в которой Москве, а это я все-таки помнил, удачи не будет.
Самого царя в Думе не было, тут ко мне подошел его стольник и предложил пройти в царские покои.
Когда я вошел, Иоанн Васильевич был не один, вокруг него стоял чуть ли не весь Посольский приказ в полном сборе во главе со Щелкаловым.
Царь выглядел утомленным, под глазами были темные тени. Видимо, беседа длилась уже с раннего утра и совещавшиеся не могли прийти к определенным выводам.
– Ну а что думает боярин Щепотнев? – как бы ни к кому не обращаясь, спросил он.
– О чем, государь? – в ответ переспросил я.
– Так все о том же – как с посольством разговор вести?
– Думаю я, государь, что послы люди значительные, так что уважительно разговор вести. И сейчас возможность появилась унию польско-литовскую развалить. Так неужели нам такой божьей милостью воспользоваться грех? Ежели они Иоанна Иоанновича великим князем назовут, унии точно не быть. И по Ливонии договориться так, чтобы шляхта литовская себя ущемленной не чувствовала. Неужели пара городков, которую они могут потребовать, стоит мира? А если там твой сын князем будет, так это все равно что наши города будут. Так что я думаю, требования выставлять умеренные, чтобы послам не обидно было, а станет Иоанн Иоаннович великим князем – вот тогда и можно попробовать уже свою унию заключить. И решать, как дальше быть со шведами и поляками.
Иоанн Васильевич слушал меня с тем же непроницаемым видом. А на лице главы Посольского приказа, как всегда при моих словах, появлялась скептическая усмешка.
– Ну хватит на сегодня, и так все утро одно и то же говорим, уже обедня скоро, – заявил государь.
Его слова прозвучали приказом, и все, низко кланяясь, поспешили выйти.
– Сергей Аникитович, подожди, – обратился государь ко мне.
Когда все вышли, он все с тем же озабоченным видом сказал:
– Щепотнев, приставы сопровождающие говорят, плох один из послов – Ян Ходкевич. Сейчас посольство в доме его дальнего родственника обитает. Ну воевода смоленский! Ежели Ходкевич богу душу отдаст, сядешь ты у меня на кол за то, что три дня посольство с места двинуться не могло… А ты, Сергий Аникитович, поезжай к посольству вместе с дьяком приказным – и пусть он сообщит, что честь великую государь оказал, своего лекаря к страждущему отправил. Посмотри, может, сможешь что сделать. Нехорошо будет, если умрет литовский посол в Москве.
– Иоанн Васильевич, все сделаю, что в силах моих, – заверил я государя и с поклоном оставил его.
Когда вышел во двор, там меня уже ожидала когорта сопровождающих. Я уселся в роскошную царскую карету, в которой не то что не сидел, а даже и не знал, что такая существует, и процессия медленно двинулась к выезду из Кремля.
Вскоре мы подъехали к богатому дому, стоявшему за высоким забором, нас встречали стрельцы, бывшие в карауле. Выскочивший из рядов моих сопровождающих посольский дьяк быстро переговорил с начальником караула, и карета медленно въехала во двор.
В середине двора стояла бочка с черпаком, рядом с которой лежали и сидели несколько человек. На мой вопросительный взгляд сопровождающий услужливо пояснил:
– Припасы для посольства от великого государя были недавно привезены. А это бочка водки для людишек из сопровождения посольского.
Когда я вышел из кареты, нас с тревожным выражением на лице уже встречал хозяин дома. Но когда он увидел меня, лицо его прояснилось:
– Милость государь моему дому оказал, лекаря своего прислал, – пояснил он стоявшим рядом нескольким бритым, богато одетым мужчинам.
Тут и посольский дьяк подтвердил милость государя, приславшего своего лекаря к послу.
Насколько я понял из неподдельного удивления окружающих, такое происходило не часто.
Меня пригласили в дом. Пройдя по темному коридору, мы вошли в небольшую комнату, где было посветлей, там на кровати лежал тяжело дышащий пожилой мужчина. Он не спал, его внимательные глаза быстро оглядели меня с ног до головы.
После этого он заговорил с хозяином. К моему удивлению, говорили они на русском языке, и я вполне все понимал.
«Интересно, а кто же тогда говорит на литовском?» – подумал я.
– Какой ты, лекарь, молодой?! – вопросительно, уже обращаясь ко мне, сказал больной. – Слыхал я, что есть у царя лекарь знающий, но думалось, что постарше будешь.
– Дело не в молодости, Ян Геронимович, а в знаниях и руках, – если это есть, можно и царским лекарем стать.
– Так-то оно так, но опыт еще надо иметь большой. Вон поставь моего племянника, – кивнул он на богато разодетого парня моих лет, стоявшего со всеми, – полком командовать, так ведь сразу не получится ничего, а повоюет лет десять – и справится.
– Ян Геронимович, прислал меня государь, чтобы я вас посмотрел и, если нужно, лечение назначил.
