На гнев Дома нарываться!
Дела мирские – они от веры далеко, и нет у Владетеля власти
над Церковью. Так-то оно так… но я все же не крестьянин тупой, из дальней
деревушки, что местного пастора выше наместника губернского ставит. Захочет
Владетель – и Церкви туго придется, ну, не самой Церкви, конечно, в здравом уме
никто на нее не покусится. Но Богу простые люди служат, на земле живут, и не от
всего убережет строгий взгляд Сестры и любящий взор Искупителя. Было ведь
когда-то, хоть и редко о том говорят, что Владетель Клодий, которому Церковь
отказала в праве вторую жену в законный брак взять, сместил Преемника. Как –
про то легенды молчат, а уж священники и совсем вспоминать не любят, но
съехались епископы из всех провинций, от Лузитании до Богемии, да и выбрали
Господу нового приемного сына.
Нет, не станет Церковь с Владетелем ссориться… не станет…
Я посмотрел на священника – но взгляд того был тверд и
невозмутим.
– Ты под моей опекой, брат Ильмар, – сказал он. – Я укрою
тебя.
– Зачем? – спросил я.
– Чтобы тебя не схватила стража. Город наводнен войсками.
– Я не такой дурак, брат Рууд. Я спрашиваю, зачем тебе нужно
меня укрывать?
– Сестра завещала спасать несчастные заблудшие души…
– Брат Рууд! Милость Сестры безгранична. И души ее слуг
полны доброты. Только ответь, почему тогда на площадях казнят душегубов, секут
пальцы ворам, плетями учат беглых крестьян? Ответь, почему вы не укрыли от беды
всех? Тогда я поверю, что тебе ничего от меня не нужно.
– Не в человеческих силах спасти всех. Когда мы можем помочь
– мы помогаем…
– Брат Рууд, тебе ведь двойной грех – лгать, – сказал я.
Священник быстро сложил руки столбиком, зашептал молитву.
Видно, мои слова пришлись к месту, почуял он в себе ложь, попытку уйти от
ответа.
– Ты прав, брат Ильмар, – закончив краткую молитву, произнес
он. – Церковь не может спасти каждого беглого каторжника, да и не станет чинить
помехи мирскому правосудию.
– Тогда почему ты хочешь меня укрыть?
– Преемник Юлий, Пасынок Божий, велел всем слугам Искупителя
и Сестры доставить к нему Ильмара-вора и младшего принца Маркуса… буде такие
встретятся.
Я вздрогнул.
К самому Преемнику?
Это что же, сам Пасынок Господний меня видеть желает? Меня –
каторжника?
– Повинуешься ли ты воле Преемника Юлия?
– Повинуюсь, – кивнул я. – Да, брат мой.
И вдруг ехидный воровской норов проснулся и заставил
спросить:
– А если бы отказался я, брат Рууд? Стражу бы кликнул? Или
сам принудил бы?
– Не суди о том, что не сделано, – спокойно ответил
священник. – Я знаю, ты верующий человек и чтишь Господа. Зачем тебе
противиться святой воле?
Я кивнул:
– Хорошо, брат Рууд. Повинуюсь, твоей защите себя вручаю и
готов идти с тобой.
– Подожди, – неохотно сказал священник. – Брат Ильмар, не
так все легко. Я не могу просто взять и доставить тебя к Преемнику Юлию. Стены
имеют уши, а люди имеют языки. У Дома другие планы на твой счет, Ильмар. Если
до стражи дойдет, что ты здесь…
На миг мне представилась безумная, немыслимая сцена. Стража,
штурмующая храм, и священники, с мечами идущие навстречу…
Ой…
Во что же я вляпался?
– Я не вправе никому говорить о том, что ты в храме. – Рууд
будто рассуждал вслух. – Все может случиться, и, если прольется кровь…
Ох, грехи мои непомерные!
– Я недостойный и слабый слуга Божий. – Рууд посмотрел на
меня. – Я не смогу сам доставить тебя в Урбис. Мы пойдем к епископу – и ему ты
признаешься, кто ты есть. Больше никому! Запомнил?
– Да, брат мой… – прошептал я. – Можно мне напиться?
– Пей, Ильмар. Утоли жажду. Но у меня нет ничего, кроме
чистой воды…
Я жадно выпил полную кружку. Вода на самом-то деле была не
такая уж чистая и свежая. Стоялая, и хорошо если со вчерашнего дня. Брат Рууд –
аскет… прости Сестра, я даже сейчас предпочел бы глоток легкого вина…
Почему-то мне думалось, что резиденция епископа будет где-то
наверху, под крышей храма. А пришлось подниматься совсем немного. Старик,
наверное, епископ, как же я не сообразил, тяжело ему карабкаться…
Здесь встречалась охрана. Тоже священники, только в алых
одеждах, с короткими бронзовыми мечами, дозволенными Сестрой. Обманчивые мечи –
из особой бронзы, она подороже стали выйдет.
Нас не останавливали. Видно, брат Рууд на хорошем счету и к
епископу вхож. Мы миновали два поста, остановились у двери, ничем от других не
отличающейся. Рууд тихонько постучал. Миновала минута, и дверь открылась. В
проеме стоял молодой парень, такой же бледный и просветленный, как сам Рууд.
– Добрый вечер, брат Кастор…
– Добрый, брат Рууд…
Кастор глянул мимолетно на меня, но любопытствовать не стал.
– Мы должны поговорить с его преосвященством.
– Брат Ульбрихт готовился отойти ко сну…
– Служение Сестре не знает отдыха.
Как все просто у них! Кастор отступил, освобождая проход. Мы
вошли в большой зал, больше всего напомнивший мне чиновничью канцелярию. Столы,
заваленные бумагами, стеклянный сосуд, в котором мок, впитывая чернила, десяток
стильев. У стены высится механическая счетная машина, масляно поблескивающая
медными шестеренками.
Ого! Неужели у храма такая потребность в бухгалтерии?
– Я спрошу брата Ульбрихта… – без особого энтузиазма сказал
Кастор. Только сейчас я заметил еще одну дверцу в стене. С чего бы это епископ
амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, опочивал рядом с канцелярией?
Священник скользнул в дверь, а я подошел к окну. Глянул. На
площади еще горели фонари, и в их свете поблескивали кольчужные нашивки на
кожаных куртках стражников. Два или три патруля прохаживались вокруг храма.
Вовремя же я успел.
– Входите, братья, – тихо позвал Кастор. – Его
преосвященство вас примет.
Брат Рууд зачем-то взял меня за руку – будто боялся, что я
растаю в воздухе или вздумаю убежать. Провожаемые взглядом Кастора, мы вошли в
опочивальню епископа.
Да. Брат наш во Сестре аскетом не был.
Дорогой персидский ковер устилал весь пол. Стены тоже были в
коврах, гобеленах, картинах – словно бы и не роскоши ради, потому что на каждом
выткан, вышит или нарисован лик Сестры. Наверное, подношения храму от прихожан.
И все же эти горы мягкого хлама больше подошли бы опочивальне старой
аристократки, чем обиталищу духовного лица.
