Но успех или неуспех заговора, судьба братьев, друзей, вообще судьба России более ничуть не волновали одну из вдохновительниц заговора.
Да что там! Ее теперь не озаботила бы даже какая-нибудь чума!
Случилось нечто, что в ее глазах было гораздо страшнее и чумы, и конца света.
Лорд Уитворт женился. Женился на другой…
* * *
О том, что ее возлюбленный давно имеет виды на леди Арабеллу Дорсет, не знала только Ольга Александровна. И когда она ощущала нечто неладное в увлеченности Уитворта работой, то была совершенно права. Сэр Джордж прилагал все старания, чтобы отличиться по службе не только и не столько из патриотизма, сколько из желания получить пэрство. Именно звание пэра сделало бы его желанным женихом в этой семье, родоначальник которой прибыл в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем и в которой всегда были маркизы, графы и герцоги. Впрочем, для леди Арабеллы, которая могла блистать родословной, титулами, но отнюдь не красотой, соблазнительней Уитворта не было никого на свете!
И в конце концов ей повезло… что стало для Ольги Александровны почти смертельным ударом.
Веселая игра с жизнью закончилась мгновенно. Право, сама смерть не произвела бы на Ольгу такого страшного впечатления! Она не могла поверить в случившееся. Самым случайным знакомым она рассказывала историю своей великой любви, не стеснялась посторонних — только для того, чтобы ей сказали: этого не может быть, человек, которого так любят, не мог предать, все это неправда, Уитворт вовсе не женился, а ждет вашего приезда!
Эти надежды были смешны, конечно. Над Ольгой и смеялись. Считали, что она либо крайне безнравственна, либо повредилась умом. Право, теперь именно ее можно было бы назвать «от любви сумасшедшей», как некогда называли бедняжку графиню Толстую… Между прочим, она тоже скиталась где-то по Европе в тщетной надежде отвлечься, позабыть лорда Джорджа!
Ольга же Александровна не хотела его забывать. Вместо этого она выкинула из головы всякие воспоминания о своей семье, оставшейся в России, о муже, который всегда готов был принять заблудшую овечку в свои снисходительные объятия. Но «овечке» это и даром не нужно было. Она не вернулась домой, а принялась пытаться вернуть Уитворта любыми средствами. Сначала она писала ему — то заклинала, то проклинала, — затем начала строчить письма леди Арабелле.
Да, семейная жизнь благородного лорда начиналась более чем хлопотно! Но он был не из тех мужчин, которым ведомо чувство жалости. Уитворт, с истинно британским высокомерием, сделал вид, что ровно ничего не происходит. «Если я не буду обращать внимания на эту особу, она рано или поздно успокоится и отвяжется от меня!» Ольга для него была уже прошлым, а прошлое следует забывать.
Однако это прошлое забываться никак не хотело, особа нипочем не желала успокаиваться.
Более того! Она приехала в Англию. Приехала в последней надежде что-то изменить… но напрасно! Лорд Джордж и леди Арабелла накануне отбыли в Париж, куда Уитворт был назначен послом.
Ольга заметалась, не зная, что делать. Мчаться в Париж? Но за последнее время пыл первого горя уже несколько остыл, и она начала размышлять: лорд Джордж сейчас озлоблен против нее, раздражен необдуманными, истеричными письмами. Надо дать время успокоиться теперь уже ему. Пожить в Англии, повертеться в здешнем высшем свете, набраться слухов о том, что, собственно, из себя представляет эта самая леди Арабелла… Уродина и дура, само собой разумеется, а все же хорошо бы разузнать о ней как можно больше!
Ольга Александровна прекрасно знала, что сплетни лучше всего собирать в свете. Однако не войдешь ведь просто так в чужую гостиную и не явишься на бал! Это в Петербурге для нее везде «был готов и стол, и дом». В Лондоне нужны были рекомендации. Ольга попыталась обратиться за ними к знакомым англичанам, потом к соотечественникам, однако все избегали брать на себя любую ответственность. Кто ускользал от ее просьб более или менее любезно, кто отказывал впрямую, однако результат был один — то есть вообще никакой.
Тогда Ольга Александровна воззвала о помощи к послу России Семену Воронцову. Однако она не знала, что у Семена Романовича о госпоже Жеребцовой давно уже, еще до ее приезда в Лондон, сложилось свое мнение, и это было мнение самое для нее неблагоприятное! Своему брату Воронцов писал:
«Все письма, приходящие из Берлина, и рассказы путешественников наполнили Лондон толками про неблагопристойную экстравагантность этой безумной. Тут не понимают, каким образом женщина с известным общественным положением, замужем, мать семейства, может до такой степени забыться, чтобы признаться, что она жила в незаконной связи и что она в отчаянии от невозможности продолжать прежние отношения с любовником, так как он женился…»
Ах господи боже ты мой! Какая высочайшая нравственность! Если бы сие письмо каким-то образом попало в руки Ольге Александровне, она, конечно, вволю повеселилась бы, что эти ханжеские причитания исходят от человека, чья сестра была вульгарнейшей из самых вульгарных шлюх на свете: Елизавета Романовна Воронцова — некогда любовница императора Петра III…
А впрочем, Ольге было не до веселья: она получила официальный ответ от русского посланника. Воронцов писал:
«Я имею непременное правило, которое не могу нарушить, а именно: представлять здесь, у двора, только тех особ, принадлежащих России, кои мне привозят рекомендательные письма от нашего министерства».
Коротко, ясно и очень оскорбительно!
Однако все эти добропорядочные господа просто не знали, с кем имеют дело. Чем больше препятствий встречалось на пути Ольги Александровны, тем больше она оживлялась. Все эти оскорбления имели два положительных свойства: во-первых, она начала — от злости! — забывать предателя Уитворта, а во-вторых, захотела восторжествовать над людьми, которые ее презирали. Причем восторжествовать так, чтобы уже никто из них не мог бросить в ее огород никакого камушка.
Для этого, однако, надо было обрести такой «огород», который находился бы достаточно высоко и далеко.
Она пораскинула умом и сочла, что принц Уэльский, наследник английского престола, может быть самым что ни на есть подходящим «огородником».
Воистину, для этой поразительной женщины ничто не было слишком. Она только что приложила руку к уничтожению русского императора — ей ли церемониться с каким-то там английским принцем?! С королем, конечно, это выглядело бы куда эффектнее, однако правивший в то время в Англии Георг III был очень уж одиозным персонажем!
Стиль его правления был жестким и агрессивным, вдобавок ко всему это его психическое расстройство. Приступы болезни то и дело возобновлялись. Однако беда в том, что наследник престола был существом не больно-то надежным. О нет, он не унаследовал припадков слабоумия, однако… однако не зря носил в обществе прозвище Принни. Учитывая, что слово «prince» означает по-английски также и князь, то Принни — это что-то вроде русского пренебрежительного Князек, Князечек.
Принни доставлял папеньке массу беспокойства по причине мотовства и расточительности. 60 тысяч фунтов стерлингов годового содержания ему было явно недостаточно, и он все время залезал в долги, которые парламент, коллективно стиснув зубы, все же постановлял выплатить — с большим или меньшим единодушием. Кроме того, Принни дружил именно с теми людьми, которые были особенно недовольны правлением Георга III. Особыми способностями Принни тоже не блистал: состоя в военной службе, смог дослужиться только до полковника, в то время как его младшие братья достигли высоких степеней. Время его проходило в кутежах, азартных играх и любовных похождениях. Еще в 1785 году, в возрасте 23 лет, он познакомился с очаровательной вдовой Мэри Фицгерберт. Мало что вдова — она была католичкой! Принни тайно обвенчался с ней, совершенно уверенный, что отец и парламент, поставленные перед фактом, признают брак и сделают крошку Мэри принцессой. Однако невежество вообще и незнание законов в частности сыграли с Принни плохую шутку! Этот брак — как в силу акта о престолонаследии, не допускавшего к английскому трону католиков, так и в силу королевского указа от 1772 года, запрещавшего членам королевской семьи вступление в брак без разрешения короля, — считался незаконным.
