– Дурень ты, дурень! – Мальфрид не знала, бранить парня или благодарить. – Что вступился за сестру – молодец. Только теперь из-за этой драки по всему Киеву опять начнут болтать. Мы надеялись, поутихнет…
– Так что же мне – молча слушать да утираться? – мрачно ответил Аська. – Еще услышу – под лед спущу. А ты, дурища, сама виновата! – кивнул он Эльге. – Все бы вам, девкам, из дому бегать! А родичи потом вашу кашу расхлебывай!
Еще через пару дней опять пришла Ростислава. Поклонившись, она по приглашению Мальфрид села на укладку, уронила руки и молча воззрилась на княгиню. Перевела взгляд на Эльгу.
– Ну, рассказывай уже! – велела Мальфрид. – Что еще?
Очередные новости поджидали Ростиславу дома у отца – князя Предслава. Принесла их его жена, Милочада, но не посмела сама показаться на глаза Олеговым женщинам.
Вчера к Предславу явился Себенег Илаевич – глава знатного киевского рода, ведущего свое происхождение от Мерти-тархана, который когда-то собирал здесь дань. Тарханы во времена Вещего отсюда исчезли, но остались их потомки, прижившиеся и обросшие родственными связями.
Илай, покойный отец Себенега, еще тогда поступил на службу к Вещему, обзавелся семьей и жил неплохо.
Себенег был не старым мужчиной, лет тридцати, рослым, худощавым, смуглым и чернооким. Здешний уроженец, он говорил по-славянски не хуже полян, лишь выговор его звучал немного странно. Правда, в Киеве, где смешалось немало языков, это не привлекало внимания.
– Я слышал, что Ингорь не будет жениться на дочери Вещего, – заявил Себенег, поздоровавшись. – Я знаю, что ее оболгали. Дочь Вещего чиста, как звезда в небе, это поймет всякий, кто видел ее хоть раз – а я видел! Но если Ингорь считает для себя невместным взять такую жену, то я готов взять ее за себя, и в моем доме она найдет всяческий почет и уважение. И об этой собачьей брехне мы сейчас будем говорить в последний раз. Я, кстати, знаю, кто распускает эти слухи, – наклонившись ближе к Предславу и понизив голос, добавил он. – Это Гостята и прочие жиды. Они ему не могут простить того погрома, но куснуть самого Ингоря – кусалка не выросла, вот и пакостят невинной девушке и хотят его исподтишка опозорить.
– Не говори этого пока больше никому! – душевно попросил Предслав.
Объяснение было вполне убедительным. Но старый князь с ужасом представил еще один погром – а ведь княжья дружина ушла в полюдье, у него осталось не так много кметей для поддержания порядка. Только то и хорошо, что Ингвар со Свенгельдом отбыли тоже.
Киевские хазары не любили «жидов хазарских»: и за измену вере предков, и за то, что провинности жидов народ переносил на всех хазар. А ведь Илай, как многие беглецы из каганата, почитал бога голубого неба Тенгри и богиню Умай, а не Яхве. На родине таких считали язычниками и держали на неполных правах в отличие от иудеев и христиан.
– Ну, так что же насчет нашего дела?
– Я ничего не могу тебе ответить вместо Ингвара, – покачал головой Предслав. – Он даже еще не знает об этих слухах, но решать только ему.
– Как же он не знает? – удивился Себенег. – Если уже сказал, что не может жениться на девушке, которую имел прежде него его человек?
– Да как же он мог это сказать, когда он на Ловати где-то? – Предслав хлопнул себя по коленям.
– Как? – вдруг растерялся полухазарин. – Не знаю… но многие свидетели уверяют неложно…
– Это кто? – Предслав наклонился к нему.
Себенег задумался, даже пару раз открыл и закрыл рот, но так и не сумел никого назвать. Он был убежден, что это жиды виноваты, но ни Гостята, ни Манар или Куфин лично с ним таких разговоров не вели.
– Вот что: если прямо от кого услышишь, хватай и ко мне волоки! – велел Предслав. – Я тебя пожалую тогда, а с клеветника шкуру спущу.
Выслушав от Ростиславы пересказ этой беседы, Эльга беспокойно засмеялась:
– О боги, да у этих людей по двенадцать языков, как у Змея Горыныча!
– Нечего смеяться! – Мальфрид схватилась за голову. – Ты понимаешь? К тебе уже присватываются, потому что все уверены: Инги тебя не возьмет!
– Но с чего они взяли! Его здесь нет, он не мог ничего такого сказать!
– Мы не можем объяснять это всякому болтуну на торгу!
– Если вырвать пару языков, остальные сами свои прикусят, пока целы!
– Мы так и сделаем! – пригрозила Мальфрид. – Был бы здесь Инги…
– Пошел бы жидов громить, – вставила Ростислава.
– Если это правда они… – начала Эльга.
– Я велю моим людям ходить по торгу и Подолу и слушать. Если услышат, кто говорит такое, пусть хватают и тащат ко мне. Или к Предславу. Мы дознаемся, кто клевещет на тебя и хочет поссорить моего брата с моим мужем!
Обе женщины потеряли покой, постоянно ожидая неприятных новостей.
В следующий раз их принес Бельша Воиславич. Все три плесковских родича сидели в Киеве, дожидаясь, пока смогут передать девушку мужу, и их в первую голову волновало, что ее и их чести угрожает опасность.
На днях старый Лидульв затеял пирушку – сам он по слабости ног уже никуда не ходил, но любил принимать гостей, сидя в своей гриднице. Настоящей жены у него никогда не было, хозяйством правили челядинки. Когда-то молодые и красивые, с годами они постарели, но зато научились хорошо готовить, а теперь это было для него куда важнее.
Дом велся бестолково, в гриднице по углам было «можно репу сеять», как бранилась Мальфрид, однажды туда заглянув. Зато мяса и пива у Лидульва всегда подавали в изобилии, а на «грядки» молодым хирдманам было наплевать.
На лавках и полатях, а то и прямо на полу у очага вечно дрыхли непонятные люди, бок о бок с псами – из тех, кого «из-под тына достали, а чьего – не сказали».
Свои, чужие – хозяину было все равно. Главное, всегда было с кем выпить и потолковать о походах Вещего.
Напрасно говорят, будто девки и бабы на посиделках вечно обсуждают, «кто с кем и как» да «у кого какой». Выросшая возле дружины Эльга точно знала, что мужчины говорят об этом гораздо больше. Поэтому она не удивилась, услышав, что разговор о ней зашел на пиру у Лидульва, где не было ни единой женщины, кроме челядинок, которые молча подавали на стол.
Народ собрался всякий: варяги, поляне, торговые гости из соседних земель, привезшие мед и воск – «всякая русь», как уже давно назывались разношерстные сборища, водившиеся вдоль торговых путей из Северных стран к Греческому и Хазарскому морям.
Бельша слушал, как мужик из радимичской старейшины излагал повесть о присоединении их волости к Русской земле, управляемой Олегом Вещим.
– Не, сам я не видел, малой еще был, но мне отец рассказывал. Приехали они, значит, и спрашивают: кому дань даете? Наши старики отвечают: хазарам. А он так ухмыльнулся и говорит: «Неправда». – «Да как же так? – обомлели наши. – Зачем лгать тебе будем? Хазарам, как и отцы наши…» А он смеется: «Все равно неправда! Мне вы дань даете». Старики подумали и спрашивают: «А хазары как же?» Он так посмотрел на них, будто на мальцов неразумных, и опять смеется: «Забудьте». И правда – забыли мы про хазарскую дань с тех пор…
