Сейчас Роланд ехал рядом, и Джанин почувствовала, как в глубине души шевельнулся страх, по коже побежали мурашки, низ живота свело.
На вершине холма Роланд натянул поводья. Жеребец затанцевал по кругу, осторожно поднимая копыта, и попытался ткнуть мордой кобылку. Роланд дернул повод, заставляя коня повернуть голову, и показал на горизонт, со всех сторон уходящий в голубизну небес.
— Все, что ты отсюда видишь — каждая травинка, каждый камешек, — все это принадлежит Баллантайнам. Мы боролись за это, и мы победили — и тот, кто захочет отнять принадлежащее нам, сначала должен будет меня убить.
Сама мысль показалась смехотворной: Роланд выглядел бессмертным юным богом.
Он спешился и привязал лошадей к высокому дереву мсаса, потом снял Джанин с седла. Роланд обнял девушку сзади, прижимая к себе, и подвел к самому краю пропасти.
— Вот, посмотри! — сказал он.
Вид открывался превосходный: густая золотистая трава, изящно изогнутые деревья, прозрачные ручейки и блестящие зеркала запруд, мирно жующие стада больших рыжих коров с шерстью цвета красной почвы под их копытами, а над всем этим — высокий купол голубого африканского неба с пятнами облачков.
— Этой земле нужна женщина, которая полюбит ее так же, как я, — произнес Роланд. — Женщина, которая станет матерью сыновей, чтобы они лелеяли эту землю и владели ею, как я владею.
Джанин догадалась, что он хочет сказать, и теперь, когда слова вот-вот сорвутся с его губ, ее вдруг охватило смятение и бросило в дрожь.
— Я хочу, чтобы именно ты стала этой женщиной, — заявил Роланд Баллантайн, и Джанин бурно разрыдалась.
Сержанты отряда Баллантайна сбросились на вечеринку по случаю помолвки своего полковника и его избранницы. Праздник устроили в офицерской столовой в казармах отряда в Табас-Индунас. Пригласили всех офицеров с женами, так что прибывших на «мерседесе» Роланда и Джанин встретила собравшаяся на веранде плотная толпа. Под руководством старшины Гонделе все весело, хотя и нестройно, запели.
— Слава Богу, деретесь вы лучше, чем поете, — сказал им Роланд. — Иначе ваши задницы давно бы превратились в решето.
Полностью уверенный в себе, как доминирующий самец в стае, он обращался с подчиненными с грубой отеческой суровостью и заботой, и его открыто обожали. Джанин это хорошо понимала и ничего другого не ожидала. Удивление вызывала сплоченность отряда: между белыми и черными офицерами чувствовалась почти осязаемая нить доверия и единства, которая была явно прочнее любых семейных связей. Позднее Джанин спросила Роланда об этом, и он сказал: «Волей-неволей полюбишь человека, от которого зависит твоя жизнь».
Офицеры обращались с Джанин очень уважительно, почти благоговейно. Матабеле называли ее «донна», белые — «мэм», и она мгновенно прониклась к ним симпатией.
Старшина Гонделе лично принес ей джин, который и слона бы с ног свалил, и очень обиделся, когда Джанин попросила добавить немного тоника. Потом он представил ее своей жене, привлекательной дородной дочери одного из старших вождей матабеле. «Она вроде как принцесса», — объяснил Роланд. Принцесса родила пятерых сыновей — именно столько договорились завести Джанин и Роли — и прекрасно говорила по-английски, так что между женщинами немедленно завязался серьезный разговор, от которого Джанин отвлек прозвучавший рядом голос:
— Доктор Карпентер, прошу прошения, что опоздал. — Фраза была сказана с безупречной интонацией и произношением диктора Би-би-си или выпускника Королевской академии театрального искусства.
Обернувшись, Джанин увидела перед собой элегантного мужчину в форме подполковника родезийских ВВС.
— Дуглас Хант-Джеффрис, — представился он, протянув узкую, почти по-женски гладкую ладонь. — Я счастлив, что мне представилась возможность познакомиться с прекрасной избранницей галантного полковника! — Военная форма, хотя и безупречно скроенная, на узких плечах сидела нелепо, холеное пустое лицо выдавало непрофессионала. — Весь полк пришел в волнение, услышав о вашей помолвке.
Джанин инстинктивно поняла, что, несмотря на внешний вид и манеру говорить, гомосексуалистом Хант-Джеффрис не был — судя по тому, как он держал ее руку, как оглядел с головы до ног обволакивающим взглядом. Джанин невольно заинтересовалась: он напомнил ей опасную бритву, обернутую в бархат.
Если и требовалось подтверждение гетеросексуальных склонностей нового знакомого, то реакции Роланда было более чем достаточно: увидев, с кем разговаривает Джанин, он мгновенно оказался рядом.
— Дуги, козлик, это ты! — Роланд улыбнулся, хищно оскалив зубы.
— Bonsoir, monbrave!
[11]
— Подполковник прикусил мундштук из слоновой кости. — Должен признать, не ожидал, что ты обладаешь столь изысканным вкусом. Доктор Карпентер просто неотразима. Я вполне одобряю твой выбор — целиком и полностью одобряю.
— Обязанность Дуги — одобрять все, что мы делаем, — объяснил Роланд. — Дуги у нас офицер связи со штабом.
— Мы с доктором Карпентер выяснили, что жили по соседству, состояли в одном охотничьем клубе и она училась в школе с моей младшей сестренкой. Странно, что мы только теперь познакомились.
Джанин вдруг с изумлением поняла, что Роланд ее ревнует: он стиснул ее руку повыше локтя и потянул в сторону.
— Прошу прошения, Дуглас. Я хочу познакомить Козю с другими ребятами…
— Козя? Скажите на милость! — Дуглас Хант-Джеффрис неодобрительно покачал головой: — Что за варвары живут в колониях!
Он пошел за новой порцией джина с тоником.
— Подполковник тебе не нравится? — Джанин не удержалась от искушения слегка подогреть ревность жениха.
— Свою работу он делает неплохо, — сдержанно отозвался Роланд.
— По-моему, Дуглас довольно милый.
— Коварный Альбион, вот он кто.
— В каком смысле?
— В смысле паршивый англичанишка.
— Я тоже англичанка, — улыбнулась Джанин, хотя в голосе прорезалось раздражение. — А если посмотреть на твою родословную, го ты ведь и сам англичанин, Роланд Баллантайн.
— Разница в том, что мы с тобой хорошие англичане, а Дуглас Хант-Джеффрис — похотливый козел.
— Так вот оно что! — засмеялась она.
Роланд тоже засмеялся.
— Единственные, кого я безоговорочно одобряю, — это бесстыдные нимфоманки, — заявил он.
— Тогда мы с тобой прекрасно поладим! — Джанин обхватила его за руку примирительным жестом.
Роланд подвел ее к группе мужчин в дальнем конце барной стойки. Короткие стрижки и румяные лица делали их похожими на студентов, и лишь в глазах застыло безучастное выражение — Джанин вспомнила, что такой взгляд Хемингуэй называл «взглядом пулеметчика».
— Найджел Тейлор, Нанделе Зама и Питер Синклер, — представил их Роланд. — Они чуть не пропустили вечеринку: вернулись с операции два часа назад. Сегодня утром ребята неплохо повоевали возле реки Гваай — двадцать шесть убитых.
