— Ничего не понимаю… — пробормотала Кэти.
— Мама, где мистер Хендерсон? — спросил Джонатан необычно тихим голосом. — Где мистер Мак и мистер Брэтуэйт?
— Не знаю. Наверное, у себя в палатках.
Палатки белых — управляющего, инженера и бригадиров — стояли рядом, позади квадратной хижины из оцинкованного железа, служившей телеграфной станцией. Ни возле хижины, ни между палатками не было видно никаких признаков жизни, не считая одинокой вороны. С еле слышным издалека хриплым карканьем она расправила крылья и тяжело плюхнулась на землю.
— Где все рабочие? — спросил Джонатан.
Кэти вдруг бросило в дрожь.
— Не знаю, малыш. — Горло перехватило, и она откашлялась. — Пойдем посмотрим. — Ее голос прозвучал неожиданно громко, и Джонатан прижался к матери.
— Мама, я боюсь.
— Не говори глупостей! — твердо сказала она и, схватив сына за руку, пошла вниз по склону.
Кэти все ускоряла шаг и, подходя к телеграфной будке, почти бежала — идти быстрее не позволял огромный живот. Она запыхалась, и дыхание оглушительно отдавалось в ушах.
— Подожди здесь! — велела Кэти сыну.
Сама не зная, что заставило ее пойти одной, она поднялась на крыльцо телеграфной будки. Дверь была приоткрыта.
Телеграфист сидел за столом, глядя на гостью выпученными глазами, нижняя челюсть безвольно отвисла.
— Мистер Брэтуэйт!
Послышалось гудение, словно пчелиный рой вылетал из улья, и большие синие мухи, сидевшие на рубашке телеграфиста, поднялись в воздух: на месте живота зияла дыра, из которой на пол вывалились кишки.
Ноги подогнулись, в глазах замелькали черные пятна, будто крылья летучих мышей на закате, и Кэти oтпрянула к дверям. Синяя муха уселась ей на щеку и лениво поползла к уголку рта.
Кэти согнулась пополам, ее вывернуло наизнанку, и весь завтрак остался на полу. Она медленно попятилась прочь из телеграфной будки, потряхивая головой и пытаясь стереть с губ тошнотворный привкус рвоты. На ступеньках Кэти споткнулась и тяжело осела. Подбежавший Джонатан прижался к матери.
— Мамочка, что случилось?
— Обещай мне, что будешь храбрым мальчиком, — прошептала она.
— Мамочка, тебе плохо? — Ребенок тряс ее за руку, и Кэти не могла толком сосредоточиться.
Она знала, почему труп в хижине был так жестоко изуродован: матабеле всегда вспарывали животы своим жертвам. Этот ритуал освобождал душу мертвого, позволяя ей отправиться в Валгаллу. Если живот не вспороть, то тень убитого останется на земле и будет преследовать убийцу.
Мистера Брэтуйэта выпотрошили, точно цыпленка, острым как бритва лезвием ассегая — и сделал это боевой отряд матабеле.
Высокий плотный инженер был одним из лучших друзей Джонатана. Кэти схватила сына за руку:
— Нет, не пойдешь!
— Почему?
Ворона набралась смелости и скрылась внутри палатки инженера. Кэти знала, что привлекло птицу.
-Джон-Джон, помолчи, пожалуйста! — взмолилась она. — Маме нужно подумать.
Слуги исчезли — сбежали, потому что их, как и рабочих на железной дороге, наверняка предупредили заранее о нападении боевого отряда на станцию… Кэти пришла в голову жуткая мысль: а если слуги, те самые, которые работали у нее, тоже участвовали в набеге?
Она яростно помотала головой.
Нет! Они не могли! Наверное, это сделала какая-то шайка мятежников, ее люди тут ни при чем!
Напали, разумеется, на рассвете — матабеле всегда так делают. Хендерсона и бригадира захватили врасплох — в палатках, спящими. Только преданный Брэтуйэт сидел у своего аппарата…
Телеграфный аппарат! Кэти вздрогнула, осознав, что телеграф — ее единственная связь с внешним миром.
— Джон-Джон, сиди здесь! — велела она и направилась к дверям хижины.
Собравшись с духом, Кэти заглянула внутрь, пытаясь не смотреть на тощего человечка за столом. Одного взгляда оказалось достаточно: телеграфный аппарат сбросили со стены на пол и разбили вдребезги. Кэти отшатнулась, привалившись к железной стене возле двери, обеими руками поддерживая раздутый живот.
«Думай же, думай!» — говорила она себе.
Значит, боевой отряд напал на железнодорожную станцию и снова ушел в лес… Слуги! Из лагеря исчезли слуги! Нет, отряд не ушел в лес — воины делают по лесу круг и снова выйдут к лагерю…
В отчаянии Кэти огляделась, в любой момент ожидая увидеть среди зарослей молчаливые темные фигуры в головных уборах из перьев.
Днем из Кимберли должен прийти грузовой состав — но до его прихода еще десять часов, а она совсем одна, не считая Джонатана…
Кэти опустилась на колени, крепко прижав к себе сына, и лишь потом поняла, что он смотрит в открытую дверь.
— Мистер Брэтуэйт умер! — невозмутимо сказал Джонатан.
Кэти заставила мальчика отвернуться.
— Мамочка, нас тоже убьют?
— Джон-Джон!
— Нужно найти ружье. Я умею стрелять. Меня папа научил.
Ружье!
Кэти посмотрела на ряды безмолвных палаток. Вряд ли у нее хватит мужества войти хоть в одну из них, а уж искать там оружие… Она точно знала, какое жуткое зрелище ожидает ее внутри.
На нее упала тень, и Кэти закричала.
— Нкосикази! Это я.
Бесшумный, точно пантера, по склону холма спускался Исази.
— Лошади пропали, — сказал он.
Кэти мотнула головой в сторону телеграфной будки. Исази заглянул туда — на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Вот как, — тихо сказал коротышка-зулус. — Матабельские шакалы не разучились кусаться.
— Посмотри в палатках, — прошептала Кэти. — Может, там есть оружие.
Несмотря на возраст, Исази побежал упругим шагом человека вдвое младше его лет, заглядывая в каждую палатку по очереди. Вернулся он, держа в руке ассегай со сломанным пополам древком.
— Тот, большой, хорошо сражался. Он был все еще жив, хотя из него вырвали кишки — их клевали вороны. Говорить он уже не мог, только смотрел на меня. Я избавил его от мук. Оружия нет — матабеле забрали все ружья.
— В лагере есть винтовки, — шепотом сказала Кэти.
— Пойдем, нкосикази!
Он осторожно помог ей подняться. Джонатан, как настоящий мужчина, поддержал ее под другую руку, хотя сам едва доставал матери до груди.
Первая схватка настигла ее на краю леса; заставив согнуться от боли. Джонатан помогал Исази поддерживать Кэти, не понимая, что происходит. Старый зулус угрюмо молчал.
— Все в порядке. — Кэти выпрямилась и смахнула с лица длинные пряди, которые прилипли к потному лбу.
