Хотя в детских воспоминаниях Игоря не запечатлелось, чтобы родители когда-либо крупно скандалили по поводу отцовских измен. Отец всегда возвращался с работы домой, а не «зависал» у любовниц. Правда, одно время он регулярно выпивал. Конечно, это было связано с незаслуженным и обидным отстранением кадрового офицера и прекрасного лётчика от любимого дела. Но даже приходя под хмельком, отец вёл себя нормально: спокойно разговаривал с сыном, проверял его уроки, обычно что-то рассказывал интересное. Отец много читал и был великолепным рассказчиком. Если бы не запах водки невозможно было догадаться, что по дороге с завода мужчина заходил в рюмочную.
Теперь-то, став взрослым и тоже пережив крах профессиональных надежд, Игорь начинал понимать, каково ему тогда было. Когда долгие годы самозабвенно шлифуешь профессиональное мастерство, живёшь любимым делом, и в итоге становишься Мастером с большой буквы, чтобы в один день снова сделаться никем, то даже самый гранитный характер может дать трещину. Но сын никогда не слышал от отца жалоб, стенаний по поводу незадавшейся карьеры и собственного одиночества. Лишь однажды молодой человек увидел на обветренной щеке бати слёзу. Это случилось на похоронах жены. Хотя последние годы родители были в разводе, они сумели сохранить тёплые отношения. Почти всё лето мать Игоря проводила вместе с бывшим супругом на их общей даче. Игорь видел, как нежно к ней относится отец. Какая бы чёрная кошка не пробежала между ними в прошлом, отец до последних дней её жизни продолжал любить свою Оленьку. Да и она так и не вышла больше замуж. Когда у женщины обнаружили рак, он ухаживал за ней, как самая заботливая сиделка. Мать умерла на его руках…
Инстинктивно стараясь во всём походить на отца, Игорь тоже не плакался ему в жилетку по поводу своих служебных неудач. Впрочем, самолюбивый юноша не делал этого и по другой причине… Одно время неудачно начавший службу лётчик завидовал славе отца, которая окружала его даже через много лет после отставки. Рассказать же правду о своей службе, означало, признаться бате, что по сравнению с ним ты полное ничтожество. Поэтому Игорь долго скрывал от него свой перевод.
Но у знаменитого аса слишком много оставалось друзей и знакомых в ВВС. Конечно, кто-то из приятелей деликатно сообщал бывшему сослуживцу об очередном проколе его Игорька. Нефёдов-старший очень переживал эти новости. Но чем он мог помочь сыну?! Если бы только было возможно своё звериное чувство самолёта, природную ловкость и интуицию, снайперский глаз прирождённого воздушного охотника передать мальчишке по наследству! Борис без промедления отправился бы к ближайшему нотариусу, чтобы оформить необходимый документ…
Поэтому, когда старый лётчик узнал о решении сына поменять кабину истребителя на кабинетную службу по другому ведомству, он не стал его осуждать. Напротив, постарался развеять сомнения молодого человека относительно правильности принятого им решения.
– Не жалей, что бросил авиацию. Наше ремесло вырождается. Лётчики перестали быть кастой избранных небожителей. А о современных самолётах всё чаще говорят как о всего лишь «идеальной платформе» для размещения современных типов вооружения… Когда я воевал, случалось, что в ходе «собачьих свалок» с «Мессерами» или американскими «Сейбрами», мог на мгновение поймать полный ненависти или страха взгляд своего противника. Это была рукопашная с сильным врагом, достойная настоящих мужчин. Мне повезло застать время, когда лётчик в открытой кабине узнавал о появлении неприятеля по запаху выхлопных газов из мотора его машины. Я никогда излишне не романтизировал нашу тяжёлую кровавую работу. Но настоящий воздушный бой, это когда ты можешь «пустить противнику кровь», после чего фонарь твоей кабины забрызгивает маслом из его пробитого двигателя! Когда ты привозишь на свой аэродром застрявшие в крыле твоего ястребка обломки взорвавшегося у тебя на глазах неприятельского самолёта… А что сейчас? Ты пускаешь ракету за десятки километров от цели – по отметке на экране бортового радара или по наводке с земли. Человека в кабине всё больше подменяют «э-вэ-эмы». Лётчик превращается в приложение к бортовой электронике – в оператора, навроде оператора котельной, от которого требуется лишь умение в правильной последовательности нажимать на кнопки. Не удивлюсь, если лет через десять полностью автоматизированные истребители будут отправляться на задание вообще без живого пассажира на борту… Нет, такая перспектива не стоит того, чтобы посвящать ей свою жизнь…
Свой пространный монолог отец закончил уверенным заявлением:
– Лично я за штурвал больше не сяду! Чтобы не случилось.
За то время, что они пили чай на веранде, в отцовские владения заглянули две женщины. Вначале возле калитки появилась девушка лет двадцати пяти с плотной фигурой крестьянки и простым, но миловидным лицом. Она принесла накрытую платком корзинку. Но обнаружив, что хозяин в доме не один, девушка почему-то сильно смутилась. Застенчиво кивнув незнакомцу, она прокричала издали красивым грудным голосом.
– Извиняйте, Борис Николаевич, что помешала вашему разговору! Я вам тут в благодарность за то, что вы давеча дрова мне накололи и забор поправили, свежие яйца принесла. Так я их возле калитки оставлю. А мне бежать надо. Бригадирша у нас бойно злючая, за опоздания сразу выговора лепит и четверть оклада срезает.
– Да куда же ты, Дарья? – со смехом крикнул Нефёдов-старший уже вслед торопливо уходящей знакомой. – Я ж тебя с сыном не познакомил
– В следующий раз – издали откликнулась девушка. – Меня на ферме ждут.
Спустя минут двадцать зашла дама лет сорока – попросить по-соседски посмотреть печку в её доме, которая, по словам, гостьи, отчего-то стала сильно дымить. В пику своей предшественнице эта гостья держалась очень естественно, с достоинством. По приглашению хозяина дама села пить с ними чай. Стала расспрашивать Игоря и его житие-бытие. А сама нет-нет да стрельнёт глазками на соседа…
– Ну ты, бать, даёшь! – восхищённо воскликнул Игорь, когда они снова остались вдвоём
– Ты неправильно всё понял, – немного смущённо оправдывался отец. – Мужиков в деревне мало: кто помер раньше времени от пьянства, кого в армию в восемнадцать лет взяли, а после демобилизации город с его лёгкими заработками и цивилизацией поманил. Вот и получается, что я у местных баб вроде как общее достояние. Да и не только баб. О многих здешних стариках тоже никому дела нет, хорошо ещё хоть пенсию колхозникам теперь платить стали. А то ведь раньше и этого не было…
Отец внимательно взглянул на сына и вдруг спросил:
– Ты мне лучше скажи, чего это ты закусил удила, словно рысак перед стартом. Новое начальство в бой посылает?
Игорь попытался отшутиться. Но отец шутливо обхватил молодца за шею, беря в стальной борцовский зажим:
– Ну-ка, признавайся немедленно старшему по званию, куда намылился. Учти, у меня глаз намётанный на такие вещи. Я этот мандраж у молодых лётчиков накануне первого боя, знаешь, сколько раз видел. Смотри не наломай дров, салага!
Молодой мужчина попытался освободиться из отцовского захвата, но с первой попытки у него ничего не вышло. Так в схватке они буквально вывались из-за стола, продолжив шутливый поединок на полу веранды. Хорошо, что их сейчас никто не видел, иначе пришлось бы долго объясняться с участковым милиционером.
