Отчего-то Борис сразу хорошо почувствовал настроение собеседника и его спутников. Страх согнал этих несчастных с земли, на которой жили сотни поколений их предков. Но убегая от своих мучителей, беженцы не менее сильно боялись неизвестного будущего, ожидающего их по ту сторону границы.
Нефёдов попытался языком жестов и мимикой убедить туземцев, что в их интересах не убивать его, а в целости сдать властям сопредельного государства, как заблудившегося иностранного туриста.
Лихорадочно соображая, как донести до слушателей свою главную мысль, Борис буквально из кожи лез вон: алчно потирал подушечками большого и указательного пальцев и сладко произносил интернациональное «мани», затем с широкой улыбкой раскрывал слушателям объятия. Этим он пытался дать им понять, что за спасение его ценной жизни по ту сторону границы нелегалам отвалят кучу денег и примут, как дорогих гостей.
В конечном итоге его пантомима возымела действие. Когда маленький отряд поднялся, чтобы продолжить свой путь, хромой ткнул Борису пальцем в грудь и призывно махнул рукой в ту сторону, откуда Нефёдов пришёл. Борис понимающе кивнул, и на него тут же навесили пару мешков, чтобы не просто шёл, а приносил пользу общине.
Нефёдову казалось, что по крайней мере один человек в их группе точно знает, куда ведёт соплеменников. Во всяком случае Хромой вёл себя как опытный проводник: часто останавливался, подолгу вглядывался в лесную чащу, и взмахом руки с уверенным видом указывал новое направление.
Лес закончился, а с ним, казалось, остались в прошлом все страхи: на лицах появились улыбки, люди стали говорить и вести себя смелее. Борис тоже решил, что во второй раз за этот день пересёк границу. И тут идущий первым парень задел скрытую в траве растяжку и был разорван в клочья противопехотными гранатами.
Беженцы в панике бросились в высокую «слоновью» траву. Вооружённые люди появились очень быстро. Они прикатили на нескольких джипах.
Заметив в траве нарушителей, солдаты повыпрыгивали из машин и сразу без предупреждения открыли огонь по кучке гражданских, в которой находились, старики, женщины и дети.
Вожак группы с перекошенным лицом, дрожа от ярости, стал кричать своим соплеменникам, чтобы они бежали в сторону леса. Прикрывая отход земляков, Хромой отстреливался из взятого у Бориса «Кольта». Но ему удалось сделать всего четыре выстрела. Отброшенный страшным ударом в грудь Хромой упал навзничь и захрипел. Изо рта его брызнула алая кровь…
Борис полз по коридору колючего кустарника. Мелкая острая крошка до крови изрезала Нефёдову руки, впивалась через ткань штанов в колени. Он чувствовал себя змеёй, которую какие-то изуверы бросили на раскалённую сковороду. Но старый солдат не роптал на своё положение, а лишь ещё больше вжимался в негостеприимную африканскую землю. Со стороны армейских машин то и дело доносился дробный сухой стук автоматных очередей и над головой пластуна начинали с жужжанием носиться свинцовые шмели. Они летали так низко, что временами срезали ветви кустарника. Иногда пули рикошетили от находящихся вокруг в изобилии камней и начинали с мерзким визгом метаться по причудливым траекториям. От таких обезумивших ос невозможно было спрятаться за каким-либо укрытием. Оставалось ещё больше вжиматься в землю.
Борис не знал, остался ли кто-то ещё из его спутников в живых. После того как загремели первые очереди, все попадали в траву и стали расползаться в разные стороны, ища укрытия от разящего огня.
«Эх, сейчас бы парочку гранат!» – прикидывал снова оказавшийся без оружия против серьёзной угрозы старый фронтовик. Уж он сумел бы, не давая волю эмоциям, подпустить врага на расстояние уверенного броска.
Где-то совсем рядом пронзительно заплакал ребёнок. Борис не раздумывая, пополз на детский голосок. Вскоре сквозь густую траву Нефёдов различил яркое пёстрое пятно и направился к нему. Вначале он наткнулся на тело свернувшейся калачиком маленькой женщины. Первое впечатление: перед тобой спящий на боку человек, которому сделалось холодно во сне, и он инстинктивно поджал ноги. Борис осторожно дотронулся до плеча женщины, слегка потормошил её.
– Эй, как ты, милая?
От лёгкого толчка женщина, словно тряпичная кукла, привалилась на живот. Только тут Борис заметил красное пятнышко на пояснице несчастной. Мать собственным телом прикрыла своё дитя от пули. Нефёдов осторожно взял из ещё тёплых рук женщины орущий свёрток. В сумке погибшей нашлась глиняная бутылочка с молоком, которую Борис дал младенцу. Тот сразу перестал орать.
– Эх ты, горемыка! – вздохнул мужчина, грустно глядя на причмокивающего от удовольствия малыша. – Поди ещё месяца не исполнилось, а уже один на свете остался.
Когда негрятёнок напился, Борис предложил ему самодельную соску из дерева и кожи, которую тоже отыскал в сумке его погибшей матери. Карапуз охотно взял её губками и улыбнулся незнакомцу.
– Ладно, ещё повоюем! – ободряюще улыбнулся в ответ найдёнышу ветеран. – Нам сейчас с тобой, брат, себя обнаруживать никак нельзя. Не поглядят, что ты ещё даже не пионер, а я без пяти минут пенсионер – спишут в расход и амба!
Ползти с ношей оказалось намного труднее. Надо было по ходу переиначивать себя на новый манер, учиться обходиться одной рукой, ибо второй мужчина заботливо держал крохотное создание. Теперь старый солдат чувствовал себя ответственным за маленькую жизнь и старался прикрывать собой ребёнка от проносящихся поблизости пуль.
А в это время стражи границы планомерно находили и уничтожали спутников Нефёдова. Борис видел, как группа чернокожих воинов в пятнистой маскировочной форме выследила кого-то в кустах шагах в тридцати от того места, где прятался он. Солдаты долго кололи невидимое ему тело штыками и копьями. Некоторое время оттуда доносились ужасные крики боли, мольбы о пощаде. Вскоре жертва умолкла, а кусты в том месте окрасились в красный цвет.
Затем чёрные головорезы цепью двинулись дальше – в сторону Нефёдова. Сердце Бориса бешено колотилось. Было слышно, как старший подразделения за что-то ругает своих подчинённых. Борис заполз под куст, прикрылся широкими листьями и сжался в комок, стараясь занимать как можно меньше места. К счастью, спасённый им малыш по-прежнему вёл себя спокойно. Не смотря на близкую стрельбу и душераздирающие вопли убиваемых, он даже задремал, умильно сопя. Борис мог только позавидовать его ангельскому неведению. Между тем смерть неумолимо приближалась к их укрытию.
Солдаты уже подошли практически вплотную к нему, но тут кто-то застонал справа в кустах и автоматчики немедленно бросились добивать обнаружившего себя раненого. Борис проводил их глазами. Страшная процедура в точности повторилась: солдаты долго кого-то кололи штыками у себя под ногами, вначале это сопровождалось мольбами и воплями жертвы, затем всё стихло, а кусты в том месте снова сделались красные от крови.
Воспользовавшись ситуацией, Борис стал отползать в сторону. Но через некоторое время вдруг услышал рядом шорох и сразу замер. Из кустов прямо на него выполз молодой парень из группы беженцев. Увидев Бориса, он пронзительно заорал, видимо от неожиданности, и, вскочив на ноги, бросился наутёк. Автоматная очередь тут же срезала паренька. Двое солдат поспешили к упавшему – проверить: жив ли он ещё. Не дожидаясь, когда автоматчики на него наступят, Нефёдов поднялся на ноги и закричал по-английски, что он европеец, рассчитывая на оставшееся с колониальных времён традиционное почтение местного населения к выходцам из «Старого света».
