Его тут же поддержал сосед справа, который язвительно предложил:
– Может быть, вам, господин Азам, стоит посоветовать своему другу – президенту потратить хотя бы сотую часть тех миллионов, что он выручает от контрабандной продажи алмазов и нефти на ремонт бетонной взлётно-посадочной полосы и закупку современной техники?! Мы не желаем глупо рисковать своими шкурами, летая на старых тихоходных этажерках!
Хан чуть замешкался с ответом. Вместо него это сделал худой мужчина с грубой морщинистой кожей лица, глубоко посаженными голубыми глазами и короткой бородкой.
– В 1948-м я воевал в Индокитае, – неторопливый, хриплый голос бородача звучал тихо, но с той интонацией, когда ни у кого просто язык не повернётся перебить оратора. – Я тогда летал в составе штурмовой эскадрильи Французского иностранного легиона точно на таком же вот поршневом «Хеллкэте».
На правах знатока бородач пояснил, что данный самолёт идеален для штурмовок благодаря своей прочности, усиленным подкрыльевым крепёжным узлам для подвески бомб калибра до 454 кг или тяжелых неуправляемых ракет калибром 127 мм или 300 мм.
Слово снова взял Хан, получивший возможность благодаря поддержке бородача оценить ситуацию и «перегруппироваться» для контратаки:
– Большинство из вас лучше меня знают, что для антиповстанческих рейдов против скрывающегося под покровом джунглей противника устаревшие самолёты даже предпочтительнее современных скоростных машин.
После этих слов светловолосый пятидесятилетний плейбой, безбровое лицо которого было усыпано крупными рыжими веснушками, колюче оглядел сгрудившихся вокруг вояк, которых сам же тщательно отобрал и привёл сюда:
– А недовольство ваше вызвано совсем другим.
Хан стал говорить, что делает всё возможное, чтобы в самое ближайшее время лётному составу и наземному персоналу, наконец, выплатили задержанное жалованье. Но слова оратора почти тонули в недовольном гуле.
Между наёмниками вспыхнула ожесточённая словесная перепалка. Несколько человек, в том числе бородатый бывший легионер, пытались поддержать командира, но роялисты сразу оказались в явном меньшинстве. Зазвучали взаимные оскорбления. Кое-кто уже предусмотрительно расстегнул пистолетную кобуру, чья-то привычная не только к авиационному штурвалу мозолистая ладонь крепко обняла ухватистую рукоять длинного тесака в ножнах на широком брезентовом ремне. В воздухе запахло порохом и кровью.
Бывший командир фронтового штрафбата с профессиональным интересом наблюдал за Ханом, гадая: сумеет ли немец взять под контроль эту гремучую смесь разношерстных головорезов со всего мира, привыкших во главу угла ставить лишь собственные интересы, или нет. В данный момент авторитет предводителя этой банды явно стремился к нулю.
Макс уже выбрался из кабины самолёта, но уйти ему не позволили. Похоже, в среде наёмников слишком много накопилось недовольства. Теперь командиру приходилось отдуваться за президента Арройю и местных чиновников. Его слова, словно капли полуденного тропического дождя – испаряющиеся, не достигнув истосковавшейся по влаге листвы, – не производили впечатления на подчинённых. Провокатор основательно настроил наёмников против командира.
В конце концов, Хан вынужден был замолчать. Скрестив руки на груди, он просто наблюдал, как собственное воинство доходит до точки кипения. Только временами дымящаяся в его зубах сигара вспыхивала презрением. Трудно было понять, о чём он сейчас думал. Возможно, сожалел, что не смог завербовать достаточно бывших однополчан из Люфтваффе, ведь у любого немца уважение к командирам в крови.
Один из «солдат удачи» пошёл в своём недовольстве дальше всех. Внешним видом этот субъект напоминал японского мафиози – якудза: невысокий азиат, покрытый загадочными татуировками от пальцев рук до шеи, очень нервный, даже взрывной. Воспользовавшись ситуацией, азиатский наёмник стал выхватывать из своего рюкзака толстые пачки заклеенных скотчем коричневых банкнот очень ветхого вида и презрительно бросать на землю к ногам командира. Вскоре у ног Макса образовалась внушительных размеров горка из собранных в «кирпичи» крупных купюр, на некоторых из которых был изображён чернокожий мужчина в шапочке «пирожком» из леопардовой шкуры, а на других он же только в карикатурного вида генеральской форме: в фуражке с неестественно огромной тульей, золотых старомодных эполетах с пышной бахромой, весь увешенный орденами величиной с блюдце.
– Это моя зарплата за прошлый месяц! – объявил азиат и обвёл всех негодующим взглядом. – Здесь полтора «лимона» местных шиллингов. Я первый нищий миллионер в мире! Ведь это всего лишь 167 американских долларов вместо полутора тысяч в месяц, как прописано в моём контракте.
Слова азиата вызвали новый всплеск возмущения. Оказалось, остальные получили примерно столько же. Лётчики стали кричать, что их обманывают, как лохов, заставляют рисковать головой фактически забесплатно. Работодатель задерживает жалованье, а потом расплачивается полуметровыми ассигнациями со многими нулями, собственным автопортретом и факсимиле подписи. Чтобы что-то купить за местную валюту требуется брать с собой на рынок не бумажник, а рюкзак, ибо месячное жалованье пилота весит более десяти килограммов.
Все были так взвинчены, что любые обещания со стороны командира только подливали масла в огонь. Понимая это, Хан снова попытался уйти. И тогда азиат довольно грубо схватил командира за рукав:
– Так когда мы получим наши деньги, господин Азам?
Сигара Хана удивлённо повернулась его сторону, точно корабельное орудие. А мятежник, чувствуя поддержку большинства, настолько осмелел, что осмеливался разговаривать с «паханом» угрожающим тоном:
– Не вы ли обещали мне, что когда я вернусь к себе в Гонконг, то смогу на заработанные деньги основать собственную небольшую авиакомпанию?! Только на эти нарисованные вашим приятелем-президентом фантики, я не смогу даже снять дешёвую проститутку на час.
Возникла тяжёлая пауза. Сигара уже прицельно смотрела своим жерлом между глаз китайца. А тот зло поинтересовался:
– Так, значит, плакали наши денежки, босс? Что скажите, господин Азам?
Сигара в углу рта Хана превратилась в огнедышащий вулкан.
– Скажу, что ты законченный кретин, Ли, раз затеял толковище у всех на глазах. Разве ты не знаешь, что у местной секретной службы везде есть глаза и уши. А ещё скажу, что зря я три года назад выкупил тебя у филиппинской полиции, когда тебя собирались вздёрнуть за участие в контрабанде. В следующий раз я и пальцем не пошевелю, когда тебя поволокут на виселицу.
Потом Хан обвёл цепким взглядом своих людей.
– Даю слово, что с вами расплатятся до семнадцати ноль-ноль завтрашнего дня. «Он» – немец кивнул в сторону президентского дворца – и суток не продержится у власти без поддержки с воздуха. Но загонять его в угол бессмысленно, да и опасно.
Большая часть наёмников, кажется, наконец, поверила своему командиру. Во всяком случае возмущённых голосов заметно поубавилось. Тем не менее, осталась маленькая кучка непримиримых. Её представители стали требовать перевыборов командира и предъявления ультиматума работодателю в лице президента Моргана Арройи. Им удалось снова качнуть чашу весов в свою сторону: десятка полтора наёмников снова заколебались. Уставшие ждать заработанных денег, психологически выгоревшие из-за крайне опасной безостановочной работы, разочарованные оттого, что вместо обещанного Эльдорадо
[42]
их заманили на жуткую бойню, где гораздо больше шансов было подхватить жёлтую лихорадку или разбиться из-за отказа старой техники, чем вернуться домой богатым человеком, эти люди были готовы винить во всём завербовавшего их немца.
