А ещё по дороге на допрос и обратно узник обратил внимание, что в одном месте галерея имела ответвление: ступеньки круто сбегали в какую-то нишу, как в тёмный колодец. Должно быть этот путь вёл к бывшим подземным арсеналам, где хранились запасы пороха, ядер и пуль. Из мрака этой ямы тянуло промозглым холодом, как из склепа.
Однажды Игорь в сопровождении конвоиров возвращался с допроса поздно вечером. По галерее гулял тёплый ветерок. Тем не менее и он не мог унести отсюда прелый запах старых стен. Заключённый шёл впереди и по привычке заглядывал в узкие бойницы, но ничего не мог там разглядеть в ночном мраке. Повернув в какой-то момент голову влево, молодой человек почувствовал, как на лицо повеяло знакомым холодком сырого подвала.
Один из охранников, как будто случайно, посветил факелом в чёрный провал. В дрожащем свете пламени проступили серые камни стен, покрытые, словно ржавчиной, странным красным мхом; сбегающие вниз отполированные тысячами ног ступени винтовой лестницы. В одном месте между ступенями имелась небольшая дыра, забранная толстыми прутьями решётки, а под ней смутно угадывалось что-то грязное, шевелящееся. И вдруг Игорь увидел, как из этой зарешеченной норы на него глянуло бородатое, лохматое, страшно бледное лицо древнего старика с неестественно выпученными глазами! Широко раскрыв беззубый рот, старец издал какой-то нечленораздельный вой. Игорю сделалось жутко, словно он увидел приведение. Несомненно, этот несчастный был европейцем. И почти наверняка он провёл в своём каменном мешке не один год, если не десятилетия.
Это мимолётное видение произвело на Игоря сильнейшее впечатление, и дало обильную почву для безрадостных размышлений о собственном туманном будущем и полным ошибок прошлом.
Сколько раз он вспоминал свой последний разговор с отцом и его предупреждение – не доверять тому, кто послал его на это задание. Отец оказался абсолютно прав: когда всё складывается «страшно» хорошо, обыкновенный здравый смысл требует задаться вопросом: «А не скрывает ли расстеленная перед тобой красная ковровая дорожка «волчью яму»? Ах, если бы он прислушался к словам бати!
Впрочем, вряд ли бы это что-то кардинально изменило в его судьбе. Ведь он с самого начала должен был понимать, что в случае неблагоприятного исхода рейда полноценная спасательная операция практически исключена. Хотя, с другой стороны, когда новейший ракетоносец выруливал на исполнительный старт подмосковной авиабазы, опасность казалась не более серьёзной, чем возможная будущая смерть от какой-нибудь внезапно развившейся болезни. Молодой офицер чувствовал себя застрахованным от возможных бед самим фактом своего нахождения в суперсовременном боевом самолёте. Однако, меньше чем через сутки крылатый разведчик, на котором находился представитель Главного разведывательного управления Игорь Нефёдов, оказался сбит…
Нет, как человек военный он просто не мог отказаться от выполнения задания, разве что симулировав какую-нибудь болезнь. Но прятаться от опасности не в его характере! Вот и выходило, что раз ему на роду написано закончить свои дни заживо замурованным в эту каменную могилу, значит, так тому и быть…
После катапультирования Игорь попал в плен вместе с ещё одним спасшимся из гибнущей машины членом экипажа. Однако недавно тайно сочувствующий узнику надзиратель шепнул Игорю, что его товарищ умер от какой-то местной инфекции. Вначале эта новость показалось Игорю чудовищной. Но прошло какое-то время, и он начинал завидовать штурману, душа которого вырвалась из этих тяжёлых душных стен. Как-то иначе сбежать отсюда похоже было невозможно, разве что, овладев секретами местной магии и обратившись в голубя, чтобы выпорхнуть через окошко.
Наблюдая из-за зарешёченного оконца за этими быстрокрылыми лёгкими созданиями, в секунды взмывающими в лазоревую вышину, Игорь на какое-то время забывался и начинал ощущать радостное чувство полёта. О часах, проведённых за штурвалом самолёта, бывший неудачливый лётчик теперь вспоминал без всякой неприязни, даже с ностальгией.
Отсюда, из тюремной камеры эти городские попрошайки казались Нефёдову-младшему, чуть ли не благородными аристократами свободного полёта – океанскими фрегатами. Голуби были практически единственными живыми существами, навещавшими постояльца камеры-одиночки. Поэтому не удивительно, что обыкновенные сизари стали для не знающего на что употребить избыток времени сидельца объектом живейшего интереса. Кто бы мог подумать, что эти увальни, такие тяжеловесные на земле, великолепно летают, достигая скорости лёгкого самолёта! Некоторые из них обладали достаточной силой и выносливостью, чтобы подниматься на страшную высоту, где атмосфера сильно разрежена, и держались там длительное время. Даже в ясном небе, имея стопроцентное зрение, Игорь терял своих знакомцев из виду в синей глубине неба. И только снижаясь, – на поворотах они блестели едва заметными точками.
Вряд ли какой-нибудь профессиональный орнитолог так интересовался этими крылатыми созданиями, как интересовался ими Игорь. Заслышав знакомое хлопанье крыльев, он тут же вскакивал со своей лежанки, и с жадным восторгом ждал, как мимо окна со свистом промчится желанный гость, примериваясь для посадки, или сразу лихо спикирует с высоты на кирпичный уступ, на который крепостной затворник щедро крошил сквозь решётку половину лепёшки, выдаваемой ему на целый день.
Со временем узник научился узнавать «в лицо» прилетающих к нему гостей, и каждой птице дал прозвище. «Клоун», «Бабник», «Кавалер», «Гладиатор», кокетливая голубка «Жозефина», жизнерадостная и простоватая «Нэлька» – стали его любимцами. Драчливого же наглеца «Штиблета» Игорь просто обожал за артистичный характер и отвагу. Хотя на фоне других самцов «Штиблет» выглядел уродцем: тельце у него было маленькое и какое-то неказистое, оперение не слишком красивого окраса. К тому же «Штиблет» часто появлялся в весьма потрёпанном виде – весь грязный, с пораненным в драке крылом или объеденным кошкой хвостом. Но именно этому прекрасному уроду самые хорошенькие голубки отдавали предпочтение. Даже статный фасонистый «Гладиатор», который был почти вдвое крупнее «Штиблета», и явно превосходил его в силе, не пользовался таким бешеным успехом у дам. За это сизокрылый громила явно недолюбливал конкурента, однако, предпочитал не связывать с задиристым и совершенно бескомпромиссным в драке недомерком.
Однажды на рассвете Игоря разбудил резкий неприятный крик. Взглянув на окно, узник увидел, как там чёрным демоном мечется крупная птица. Разъярив мощные крылья, огромный ворон бил большим крепким клювом не успевшую соскочить с карниза «Нэльку». Прежде чем Игорь успел подоспеть на выручку голубке между нею и чёрным бандитом появился «Штиблет». Это оказалась его последняя битва, хотя в первые секунды неравной схватки отважному бойцу несколько раз удалось увернуться от нацеленного ему в голову острого клюва. Нахохленным серым комочком он налетал на монстра и, ткнув его несколько раз коротким клювом, отскакивал прочь. Но после одной из атак «Штиблет» отскочил недостаточно далеко и проворно, и ворон нанёс ему роковой удар в голову. Всё было кончено…
С этого дня Игорь стал мечтать о мести. Все его помыслы сконцентрировались лишь на этом. Парень распустил носок, и сплёл из ниток петлю. Узник был готов регулярно крошить хоть всю лепёшку на наживку, лишь бы заманить ненавистного убийцу в силки. «Если я сверну гаду шею, то и на волю рано или поздно сумею вырваться!» – загадал Игорь, затеяв таким образом азартную игру с самою Судьбой. Словно игрок оставляющий дань Фортуне за рулёточным столом, узник рассчитывал умилостивить Госпожу Удачу жертвенной кровью проклятой птицы, символизирующей для него беду и смерть.
