В медицинской палатке она коротко попросила средства от натертостей и волдырей, но детали объяснить не решилась. Ей дали присыпку и мазь. Джудит положила все в сумку рядом с одеждой и вернулась в ванную к Кристиану. Он нисколько не страдал. Страдания кончились в тот момент, когда его начали забрасывать цветами. Он понял, что его любят и ему доверяют, и решил, что оправдает надежды миллионов тех, кто к нему пришел. Пусть это будет стоить ему здоровья и рассудка. Джудит по-настоящему никогда в него не верила – только в себя. А люди в него верят. Он же никогда ничего не делал для нее – все только для них. Идти ему не трудно – если цветы притупляют боль. После того, что он испытал зимой, утопая в глубоком снегу и обдирая ноги об острый как бритва лед, Марш тысячелетия больше напоминал вальс. Тем более на помосте, который возвели специально для него. Теперь от него требовалось одно: заставлять себя переставлять ноги по расстилающейся перед ним бесконечной приподнятой надо всеми дорожке. И это действие было само по себе наркотиком – не прекращающим своего действия и не имеющим ничего общего с тяготами Марша. Джошуа поглощал милю за милей и в этот первый день почувствовал себя так, словно мог идти вечно. За ним шли люди, свободные и счастливые.
То, какое впечатление произвел вид его тела на Джудит, Джошуа не тронуло – он перестал обращать на себя внимания, а боли больше не чувствовал. Даже не посмотрел на себя в зеркало и понятия не имел, как ужасно выглядит.
Беспокоиться не о чем. Джудит пришла, чтобы заставить его повиноваться, а он напомнил ей, насколько для нее полезно позволить ему завершить Марш. Джошуа прислонился головой к заднику ванны и полностью расслабился. Чудесно! Как приятно попасть в водоворот, который кружится еще сильнее, чем вихрь у него внутри.
Сначала Кэрриол подумала, что Джошуа умер: его голова откинулась назад под таким углом, что воздух никак не мог бы пройти в дыхательное горло. Она вскрикнула так громко, что звук ее голоса был слышен сквозь шум пенящихся пузырьков. Он поднял голову, открыл глаза и непонимающе посмотрел на нее.
– Давайте я помогу вам вылезти.
Вытирать полотенцем израненное тело было бы жестоко, и Джудит решила дать ему высохнуть в теплом воздухе хорошо проветриваемой ванной. Пара почти не было, поскольку пузырящаяся вода была едва теплой. Затем она уложила его на покрытую несколькими слоями простыней раскладушку. Поначалу Джудит планировала для него сеанс массажа, но теперь об этом, разумеется, не могло быть и речи. Однако раскладушка пригодилась. Она решила, что не стоит портить целительный эффект соляного раствора и последующего высыхания на воздухе, и не стала трогать трещины, ссадины и обморожения. Джудит принялась обрабатывать мазью со стероидами и антибиотиками только язвы (или это были карбункулы?). Но точно не фурункулы, потому что каждый был большого размера и имел несколько головок.
– Полежите. Принесу вам супа, – сказала она.
Когда Джудит вернулась в главное помещение палатки, мать Кристиана шила. Других родственников рядом не оказалось, может быть, они пошли принять ванну или вздремнуть перед ужином.
– Хорошо, что майор Уитерс догадался отдать пижаму прямо вам. Интересно, где он ее так быстро раздобыл?
– Это его собственная, – объяснила женщина, перекусывая мелкими белыми зубами нитку.
– Боже праведный! – рассмеялась Кэрриол. – Кто бы мог подумать?
– Как Джошуа? – поинтересовалась мать. По ее тону Джудит поняла: она подозревает, что сын при смерти.
– Немного устал. Я дам ему хорошую миску супа, больше ничего не нужно. Пусть спит там, где лежит сейчас. Ему там вполне удобно.
Джудит подошла к накрытому столу, взяла миску и половник.
– Мама?!
– Да?
– Сделайте мне одолжение, не ходите к нему.
Огромные голубые глаза женщины затуманились, но она мужественно перенесла разочарование.
– Конечно, если вы считаете, что так будет лучше.
– Да, я считаю, так будет лучше. У вас ранимая душа, мама, и вам теперь трудно. Но как только вашингтонская эпопея закончится, мы отправим его на длительный отдых, он будет в вашем полном распоряжении. Как насчет Палм-Спрингс?
Женщина печально улыбнулась, словно не поверила ни одному сказанному ей слову.
Когда Джудит с супом вернулась в ванную, Кристиан сидел, свесив ноги с раскладушки. Теперь он выглядел усталым, но не обессиленным. Тело скрывала намотанная наподобие саронга простыня, прятавшая самые ужасные раны – те, что были на груди, в подмышечных впадинах и ниже. Даже пальцы ног оказались под краем ткани – не иначе подготовился к приходу матери. Джудит молча протянула ему миску с супом и молча наблюдала, как он ел.
– Еще?
– Нет, спасибо.
– Вам лучше поспать здесь, Джошуа. Утром принесу чистую одежду. Все в порядке. Родные считают, что вы просто устали и немного не в духе. А мать занята – пришивает шелковую подкладку к брюкам, которые вы наденете завтра. Сейчас не так холодно. Шелк будет лучше термического белья.
– Вы способная медсестра, Джудит.
– Лишь до тех пор, пока можно руководствоваться здравым смыслом. В более трудных случаях я безнадежна. – С пустой миской в руке она посмотрела ему прямо в глаза. Это было нетрудно сделать, поскольку она стояла, а он сидел. – Джошуа, ответьте: почему?
– Что почему?
– Почему вы скрывали, в каком состоянии ваше тело?
– Считал несущественным.
– Вы действительно сумасшедший!
Он склонил голову набок, в его глазах искрилось веселье. Юродивый!
– Вы серьезно или разыгрываете меня?
Кристиан лег на свое узкое ложе и посмотрел в потолок.
– Я люблю вас, Джудит Кэрриол. Люблю сильнее, чем любого другого человека на свете.
Его слова потрясли ее больше, чем вид его тела, и она безвольно опустилась на стоявший подле кровати стул.
– Как вы можете говорить такое после того, что сказали не далее получаса назад?
Джошуа повернул голову на плоской подушке и посмотрел так печально, словно ее вопрос разочаровал его сильнее всего.
– Я люблю вас, потому что вы более, чем кто-либо другой на Земле, нуждаетесь в том, чтобы вас любили. И я люблю вас в полной мере, как вам это нужно.
– Как старую, страшную, никчемную инвалидку! Благодарю покорно!
Она вскочила со стула и выбежала из ванной. Семья успела вернуться в главное помещение палатки. Боже, храни меня от этих Кристианов! Почему она больше не может найти для него нужных слов? Но как он может рассчитывать на нужные слова, если огорошивает ее в такое время подобными заявлениями? Черт тебя побери, Джошуа Кристиан! Как ты смеешь разговаривать со мной таким покровительственным тоном?
Джудит круто повернулась и вернулась в ванную. Джошуа лежал на спине с закрытыми глазами. Она взяла его за подбородок и наклонилась. Их лица разделяли не больше шести дюймов. Джошуа открыл глаза. Черные, очень черные глаза, цвета ее настоящей любви.
