– Если Осторий настроен изловить шпиона среди местных варваров, то тогда есть вероятность, что злоумышленник решит: он вне подозрения. И таиться не станет. А это нам на пользу.
– Действительно, – согласился Септимий. – И даже очень.
– Ну вы даете, – фыркнул Макрон. – Доброхоты.
– Ты о чем? – не понял Катон.
– Верховный думает переворошить лавчонки несчастных торговцев, а всех, на кого падет подозрение, передать в руки пыточников на дознание. И единственное, что вы можете сказать, – что считаете это полезным?
– Ну, а как еще, – развел руками Септимий. – Какое мне дело до того, что станет с кучкой этих волосатых варваров-жестянщиков? Есть вещи и поважнее, центурион. Речь идет о судьбе провинции. Может, даже о самом императоре. Что же до горстки бриттов, которых думает пытать Осторий, так мне на них, извини, начхать.
Макрон прищелкнул языком.
– Я же говорил: ты весь состоишь из сердобольности. И именно такие моменты напоминают мне, почему я солдат, а не какой-то там змей-интриган на довольствии у высокопоставленного вольноотпущенника.
– В самом деле? – пронзил его жестким взглядом Септимий. – Если откровенно, то причина, почему ты не имперский агент, обусловлена скорее тем, что тебе не хватает надлежащей сметки.
– Сметки? – Макрон скрипнул зубами. – Ты на что, черт возьми, намекаешь? Что я, по-твоему, тупица, что ли?
Между ними встрял Катон:
– Хватит! Яйца Юпитера, нам и без того есть о чем тревожиться: не хватало еще, чтобы вы тут двое цапались! Свои чувства держите при себе, ясно? Мне нет дела до того, что вы ненавидите друг друга до глубины души, – нам надо найти того изменника и положить конец интригам Палласа. Макрон, ты понял?
Тот в ответ низко зарычал, а затем кивнул.
– Ладно. Но говорю серьезно: как только все это закончится, я с тобою и такими, как ты, даже рядом не встану. – Он ткнул в Септимия пальцем: – Приблизишься ко мне, и я тебе шею сверну!
– Ага, – холодно улыбнулся соглядатай, – если сумеешь меня заметить.
– Да вашу ж мать! – окончательно потеряв терпение, рявкнул Катон. – А ну заткнулись оба!
К ним на шум уже оборачивались головы. Префект резко встал и, глядя сверху на имперского помощника, тихо произнес:
– Твои слова я передам верховному, но умолчу о том, что те двое изъяснялись на латыни. Если он захочет допросить тебя сам, в таком виде все ему и представь.
Септимий кивнул.
– Когда выйдешь из лазарета, поговорим с тобою еще. – Катон махнул рукой другу: – Идем, Макрон.
Они направились к выходу из длинной палатки. Когда вышли наружу под отрадное тепло солнца, префект снова напустился на своего товарища:
– Я знаю, какого ты мнения о Нарциссе и ему подобным. Но что для нас толку повторять это из раза в раз?
Макрон, сжав кулаки, заговорил:
– Вот уже несколько лет эти ублюдки водят нас за нос, Катон, бесстыдно используют. Одна гнусная работенка за другой. Нарцисс говорил, что мы с ним квиты. Уезжая тогда из Рима, он сказал, что отсылает нас в Британию, после чего мы возвращаемся в армию – и нашему шпионству на этом конец. Выходит, врал… Подлый лжец.
– Думаешь, я не чувствую себя точно так же? – горько откликнулся Катон. – Думаешь, мне нравится разыгрывать из себя шпиона? Но мы вляпались, Макрон, нравится нам это или нет. И не можем выйти из игры. Насчет лазутчика Септимий был прав. А это значит, что он говорит правду и о том, что за нами кто-то ходит по пятам. Кому-то очень хочется нас угробить. Или ты предпочитаешь закрывать на эту опасность глаза?
Ветеран, сдерживаясь, изо всех сил старался взять себя в руки. Наконец он качнул головой:
– Конечно, нет.
– Тогда помоги мне, Макрон. Помоги пройти через это, чтобы мы нашли изменника и заставили его сгинуть. Тогда мы сможем вернуться к своей солдатской жизни. Помоги, чтобы я когда-нибудь смог вернуться к Юлии. Хорошо?
Он протянул ладонь, которую Макрон с обреченным вздохом пожал.
– Извини, парень. Просто я ужасно зол на Септимия и ему подобных.
– Я тоже, – устало улыбнулся Катон.
– Так что теперь делать будем? – убрав руку, спросил центурион.
Префект, медленно выдохнув, окинул лагерь взглядом.
– Каратак в бегах. Поймать его у нас уже не выйдет. Верховный думает ополчить против себя единственных дружелюбно настроенных варваров во всей округе. В лагере бдит изменник, готовый пойти на все, чтобы подсидеть императора и при малейшей возможности прикончить нас… Что я собираюсь делать? А вот что. Сейчас я собираюсь пойти к себе в палатку и рухнуть спать без задних ног. А когда проснусь, то не присяду, пока не разыщу того выродка, что выпустил на волю Каратака и убил двоих наших людей.
Глава 18
Ко времени возвращения на квартиры в Вирокониуме люди уже полностью воспряли духом, и втягиваясь в ворота крепости под своими сигнумами, печатали шаг пружинисто и бойко. Полководец Осторий со своими штабистами – все в чистых алых туниках, нагрудники и шлемы надраены до блеска – ехал во главе колонны. Гарнизон крепости о возвращении полководца был оповещен заранее и выстроился вдоль стен, громогласно приветствуя своих победоносных товарищей. Марширующие глядели соколами, с нетерпением предвкушая комфорт своих казарм, регулярное питание и долгожданный визит в бани, что находились в поселении, растянувшемся вблизи крепостных стен и рва.
Манипулы легионов, участвовавшие в сражении, занимали почетное место впереди колонны. За ними шли части ауксилариев, что отвечали за поимку остатков вражеского войска. Приветственные возгласы, раздающиеся издали, достигали и их ушей, и они несколько натянуто улыбались почету, что оказывался их соратникам-легионерам, но столь же отрадно предвкушали уют и услады жизни в Вирокониуме.
За ауксилариями брела длиннющая колонна пленных в цепях и путах – шаркающая вереница беспросветного отчаяния. Среди них в основном были мужчины, хотя попадались также женщины и дети. Последние были обречены на прозябание в рабстве, еще не успев вкусить глоток свободы – право, по рождению данное потомкам воинов их племени. По обе стороны от пленников ехала батавская кавалерия, которая приглядывала за ними и при необходимости подгоняла, чтобы колонна держала темп и не растягивалась. Тычка древком или легкого укола острием было достаточно, чтобы подстегнуть любого отстающего.
За пленными тянулся обоз – в нескольких милях от головы колонны, – где уже не было слышно победных приветствий полководцу и его легионам. Первыми следовали армейские повозки и телеги с разобранными метательными орудиями, частями баллист и более крупных катапульт. На массивных, крытых рогожами повозках следовал запас зерна и всевозможной оснастки, необходимых для пропитания и снабжения армии в походе. Далее ползли крытые повозки, отведенные хирургам легионов, – в них теснились раненые, все еще не оправившиеся от травм, полученных на поле боя.
