А что касается Виктории, то она вполне устраивала его в
амплуа боевого товарища и верного союзника. Ох, до чего же она была
хладнокровна! Как заправский диспетчер, сводила и разводила их с Валентином
пересечения во времени и пространстве, с точностью до секунд подгоняла прибытия
самолетов и поездов, стыковала автомобили, чтобы подмена Георгия Кайсарова
«Георгием Кайсаровым» на Зулейке и Валентина Колесникова «Валентином
Колесниковым» в Париже прошла незамеченно для посторонних глаз. А чего стоила
тайная операция Валентина? Конечно, они похожи – но не до такой же степени? И у
гримера-хирурга времени было в обрез…
Ничего, все удалось – благодаря Виктории. Работа поглощала
ее полностью. Когда она смотрела на Георгия поверх пистолета – там, на холме
Сакре-Кер, в ее глазах не было намека на дружеское расположение. Она не играла –
работала. Чего греха таить – Георгия тогда пробрало до самых печенок. Он
попросту струхнул! Неудивительно, что Тина тоже испугалась, стоя под пистолетом
Виктории. Откуда ей было знать, что у той просто такой принцип: максимум
достоверности во всем! Ну, и у тех, кто наблюдал за Викторией у стен Сакре-Кер,
принимал, так сказать, экзамен, – у них тоже не возникло никакого сомнения, что
на скамье остался похолодевший труп. Собственно, из-за этих проверяющих и
вступил в игру Георгий. Все-таки оставалась вероятность, что кому-то из них
захочется сделать контрольный выстрел… Не мог он подставлять Валентина еще раз,
оттого и рисковал. Но все обошлось. Все-таки техника в наши дни далеко шагнула,
это мы видим в боевиках. Можно заляпать человека кровавыми пятнами, а он потом
встанет – и пойдет себе по жизни, даже и влюбиться сможет по уши…
А забавно все-таки, что Тина видела во сне ту самую
стрельбу, что именно с этого начались все ее напасти и приключения! Трагически
забавно! Как часто Георгию хотелось сказать Тине об этом невероятном
совпадении, как сдерживал он себя, сколько душевных сил на это ушло…
Все, не выдержал.
Вскочил, перевесился через перила. Не остановила даже
запоздалая вспышка гордости: хорошо же он будет выглядеть, если кому-то из них
придет в голову оглянуться и посмотреть вверх!
Нет, с чего бы им оборачиваться? Вон идут, поглощенные
разговором, руки сплетены, головы обращены друг к другу – русая и черноволосая.
Он хрипло засмеялся. Валентин молодец, учел советы Виктории
– имеет про запас целый арсенал маскировочных средств. Вот и сыскался паричок
подходящей длины и лохматости.
Георгий не смог удержаться – все же покосился на Тину, когда
Валентин, уже в парике, прилаживал перед зеркалом полосочку усов. Ведь она
впервые увидела его там, на «Метеоре», именно в этом облике. Но Тина сохраняла
спокойствие – в глазах ничто не отразилось. А ему виделось нечто судьбоносное в
таком повороте сюжета. Он как бы отдавал ее не только Валентину, но и самому
себе. Она уходила от него – с ним же!
Фрейдизм и мазохизм в одном флаконе.
Ну как тут не помянуть врага рода человеческого? Эти двое,
похоже, так истосковались, что даже не позаботились удалиться подальше от
отеля, сразу бросились друг другу в объятия!
А с чего им заботиться, чтобы не ранить человека, который
смотрит на них с балкона? Не хочешь мучиться, так не смотри. Спасение утопающих
– в общем, ясно…
Георгий с усилием отцепился от перил. Выскочил в гостиную.
Не думать, не думать об этом. Все проходит, пройдет и эта
боль. В конце концов, он должен даже радоваться, что Тина ушла. Все равно жизнь
его кончена. В субботу в Лувре… в субботу в Лувре он окончательно поставит на
себе крест. Осталось-то два дня, так и так пришлось бы расставаться.
Он метался по номеру как безумный, впервые оценив
поразительную точность этого избитого сравнения.
И верно – безумный. Дурак, дурак! Зачем отпустил ее! Два дня
– вечность для приговоренного. Кому ты отдал ее, зачем? Что ждет ее с покойным
Валентином Колесниковым? Да, да, ведь официально он мертв. Теперь будет жить
под чужим именем, зваться французским гражданином Валентайном-Роже Кале,
имеющим пожизненную доверенность на пользование банковским счетом некоего
Георгия Кайсарова – знаете, того самого русского, который решил свести счеты с
жизнью таким оригинальным способом… Валентайн-Роже, кроме всего прочего,
является официальным наследником упомянутого господина Кайсарова. На его имя
куплена вилла в Медоне. Да, Валентин-Валентайн с удобствами обосновался в
посмертной жизни! Все было предусмотрено, все! И если бы не роковое стечение
обстоятельств, то Тина в своем Нижнем Новгороде так бы и не узнала, что ее
любовник жив…
Валентин бросил ее. Он спасал свою жизнь, да, конечно, все
правильно, однако он не собирался к ней возвращаться. Да ведь он еще сегодня
кувыркался на этих скомканных простынях с какой-то блондиночкой, а теперь там,
внизу, целуется с Тиной так, будто ему вернули счастье всей жизни. Ну что же,
наверное, дошло до него наконец, осознал, как повезло ему, придурку, оценил,
что в руки само упало сокровище, за которое другой отдал бы…
Почти все, что имеет. Кроме…
Георгий ведь тоже мог все бросить, от всего отказаться,
скрыться под чужим именем и никогда не отпускать от себя птицу залетную по
имени Любовь. Мог бы… но не смог.
Все потерял, но кое-что осталось. Раньше говорили «честь»,
теперь наедине с таким словом и чувствуешь-то себя неловко. Ничего, он
потерпит, недолго осталось.
Все, довольно. Подумаешь, ушла женщина. Подумаешь, друг
оказался вдруг… Твое дело раздобыть оружие, да такое, чтобы не подвело в нужную
минуту. «Макаров» бы, конечно, да где его возьмешь в Сен-Дени? Ну, так
«вальтер» какой-нибудь. Валь… что? Нет, хватит с него всех и всяческих валей.
Уж лучше «магнум».
А для начала надо встать под ледяной душ, освежиться и
связаться по телефону с Викторией. Прошел через спальню – и вдруг уткнулся лбом
в косяк, зажмурился. Открылась бы сейчас дверь, вошла она, остановилась, глядя
с этим своим независимым выражением…
Шаги за стеной. Шаги!
Ворвался в гостиную.
– Жорж! Мне следовало обидеться на тебя!
Кровавое мельтешение в глазах приобрело очертания
великолепной фигуры, небрежно задрапированной коротеньким сарафанчиком.
Огромные голубые глаза, широко распахнутые, как у куклы; соломенные пряди
разметались по обнаженным бронзовым плечам; ноги сверкают…
– Жорж! Я знаю, что не должна была приходить… Не могу на
тебя долго сердиться! Ушел тот мерзавец, который ночью вырвал тебя из моих
объятий?
