И вот теперь взгляд Габриэля прояснился, и он смотрит на нее не отрываясь. Они дышат в такт, крепко держатся друг за друга, словно за спасительную соломинку. Пенелопа не знала, погибнут ли они в конце концов, но не сомневалась в настоящем безумии всего происходящего.
И она вновь его поцеловала. Сейчас уже было совершенно не важно, насколько может оказаться неуместным и смущающим этот поцелуй. Габриэль издал краткий стон и резко притянул ее к себе. В этом поцелуе не было ни капли нежности – лишь огонь желания – желания его и ее, и Пен не была уверена, чье пламя горит сильнее. Но вскоре ей стало все равно, она вообще перестала думать о чем-либо, когда язык Габриэля коснулся ее губ. Она открылась ему, принимая его в свои объятия. Пенелопа крепко обхватила его обеими руками, не переставая целовать, и стон удовольствия вырвался из ее груди. Ее захлестнула страсть, пробуждая неистовое желание, отзывающееся теплом внизу живота.
Габриэль перетянул ее на свое сиденье, и Пенелопа вытянула ногу, закидывая ее к нему на колено. Он подтянул ее еще ближе, и вся она оказалась у него на коленях, прижимаясь грудью к его груди.
Внезапное волнение охватило Пенелопу, и она со вздохом прервала поцелуй. Боже, сколько же времени прошло с тех пор, как она в последний раз была с мужчиной? Теперь, даже через несколько слоев одежды, она ощущала его возбужденное естество. Но ей этого было недостаточно – она хотела почувствовать больше.
Пенелопа оперлась одной рукой на подушку, а со второй зубами стянула перчатку. Раздался глухой звук скрипящей кожи, и через мгновение Пен избавила от перчатки и вторую руку. Обе перчатки упали на пол, но ей было все равно – она хотела дотронуться до Габриэля обнаженной кожей, почувствовать его.
– Пен, – простонал он с вожделением, которое эхом отозвалось в ее груди.
Ее пальцы проскользнули вниз по его телу, а он запустил руку в ее пышные кудри, убранные в прическу. Шпильки со звоном попадали на пол, освобождая локоны, и Габриэль вновь припал к ее губам.
Пенелопа жадно вдохнула, ожидая, что этот поцелуй вызовет у нее столь же сильные чувства, как и предыдущий. Его язык проник в ее рот, переплетясь с ее языком в интимном, нежном и одновременно грубом танце.
Пенелопа ощутила разочарование, но сладкое разочарование – оттого что ее никогда не целовали так прежде, но теперь она наконец познала такую дразнящую близость, заставляющую все тело дрожать от удовольствия. Пен ведь не была невинна: даже после двух лет одиночества ее тело помнило, что за этим последует. Она сжала ногами бедра Габриэля и начала волнообразно двигаться, прижимаясь и отстраняясь от него, словно подталкивая его сделать то, чего она сейчас так желала.
Однако вместо того чтобы взять ее за бедра и сильнее прижать к себе, Габриэль замедлил поцелуй, а потом и вовсе прервал, отстранившись от ее губ и принявшись полизывать шею, отчего сердце Пен забилось еще чаще, и она издала сладостный стон.
Но он должен был отпустить ее. Пенелопа вновь прильнула к нему, стараясь разжечь в нем еще большее желание, но вместо этого услышала сиплый смешок, от которого мурашки пробежали по всему телу. Черт бы его побрал! Она сгорает от желания, а он просто забавляется? Пенелопа затряслась, словно от холода, дыхание перехватило.
«Что же я делаю?!» – спросила она себя. Пен ведь поцеловала Габриэля лишь ради того, чтобы привести в чувства, прогнать панику. Что ж, сработало. Сработало даже лучше, чем она ожидала, только вот сама она, кажется, потеряла рассудок.
Смущение накатило волной, и она отстранилась. Габриэль в замешательстве уставился на нее.
– Пен?
– Извини, – проронила она, отталкиваясь.
Пенелопа одним лишь легким и весьма грациозным движением спрыгнула с его колен и приземлилась напротив – с такой ловкостью, которой позавидовал бы, пожалуй, любой танцор. Она уперлась спиной в подушки настолько сильно, что, казалось, пыталась слиться со стенкой кареты – лишь бы оказаться подальше от Габриэля.
Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое лишь звуками тяжелых вздохов. Пенелопа не могла заставить себя взглянуть на Габриэля, и ее взор застыл на его сапогах. Вскоре она услышала шуршание: Габриэль привстал, чтобы привести в порядок одежду.
– Пенелопа…
Только теперь она подняла глаза. Выражение его лица оказалось именно таким, каким она и ожидала сейчас увидеть: словно он пытался устоять на острие ножа, дабы не рухнуть в пропасть – пропасть желания, манящую и затягивающую. Он сидел слишком прямо, немного стиснув зубы, а затуманенные страстью глаза слегка потемнели.
– Что…
– Я… я не знаю, что на меня нашло, – проговорила Пенелопа дрожащим голосом. Но ведь это не совсем правда, разве нет? Возможно, она и не знала, что заставило ее поцеловать Габриэля во второй раз, но уж в природе последующего за этим поцелуем чувства она не сомневалась. Это было вожделение, как оно есть. И именно это спалило ее разум дотла. И даже сейчас приятное тепло по-прежнему растекалось по ее чреву, вызывая горячую боль страсти. Уже два года Пенелопа не испытывала ничего подобного. И теперь едва заметное влечение вспыхнуло неукротимым желанием, пробудившимся всего лишь легким касанием его губ.
Пенелопа медленно поднесла руку ко рту, слегка проведя по губе пальцем.
– Извини… – повторила она, больше для себя, чем для Габриэля. – Мне не следовало целовать тебя.
Но Габриэль ничего не ответил, а только продолжил пристально смотреть на нее, не отводя взора ни на мгновение. Пен уже подумала, что он решил оставить все как есть, ограничившись ее извинениями, но вдруг он спросил:
– И зачем же ты в таком случае это сделала?
– Я…
Как она могла ответить на вопрос, ответа на который не знала? Конечно, если не учитывать самый первый поцелуй. Однако Пен решила начать именно с него и, распрямив плечи и откашлявшись, сказала:
– Это было необходимо для твоего лечения.
Габриэль округлил глаза от изумления. Определенно такого ответа он не ожидал. Пенелопа поспешила объяснить, догадываясь, что ее ответ легко можно истолковать превратно:
– Я просто хотела вывести тебя из состояния паники, чтобы предотвратить приступ. И сработало ведь? Теперь ты спокоен.
Он окинул взглядом карету, задумчиво нахмурившись.
– Нет, не спокоен. – В его голосе послышалась нотка удивления. Габриэль снова обратил взгляд к Пенелопе. – Но кажется, я начинаю думать, что Аллен был в чем-то и прав, когда обвинял тебя в предосудительных действиях… – Он говорил дразнящим голосом, а в глазах по-прежнему не утихало пламя страсти.
Пенелопа почувствовала, как на щеках запылал румянец, но ответила в прежней манере:
– Я сначала думала дать тебе пощечину, да посильнее. Сработало бы не хуже поцелуя. Думаешь, такой метод Аллен бы одобрил?
Габриэль фальшиво содрогнулся, будто от страха.
– Он бы оценил. Но мне бы этот метод не доставил ни капли удовольствия.
