– Мудро, – одобрил он. – Только редко кто так делает. Чем человек моложе и глупее, тем громче рассуждает, как бы он обустроил мир. Для хорошего мага то же самое, что одежда. Привыкаем к одной, но при нужде можно и сменить или обновить. Только настоящие мужчины редко меняют одежду. А моются еще реже.
Фицрой прислушался, расхохотался:
– А я какой? Одежду менять люблю, а мыться – нет.
– Когда станешь королем, – буркнул Рундельштотт, – тебя будут чтить в любой одежде.
Фицрой как-то странно напрягся и умолк, а потом поспешно заговорил, что вот там только что мелькнуло целое стадо кабанов, да таких кабанов, что всем кабанам кабаны, медведи перед ними – мыши!
Я оглянулся, сияющие белизной башни Санпринга скрылись за зеленой стеной леса, на всякий случай приподнялся в стременах, огляделся, нигде никого.
– Так, – велел я, – за мной!
Они придержали коней, глядя, как я круто разворачиваю свою лошадь под прямым углом да еще и направляю в самую чащу.
Фицрой вскрикнул:
– Ты чего?
– Диспозиция меняется, – сообщил я кратко. – Приступаем ко второй фазе. Или входим в нее… Мягко, но быстро. Хоть и медленно.
– Чё-чё?
Я не отвечал, они с заметной неохотой и недоумением въехали в эту чащу, а там я сказал негромко:
– Сейчас обогнем город, затем скрытно попрем в противоположную сторону. Не на юг, а на север!
Фицрой охнул.
– Что стряслось?
– Принцессу захватили, – сказал я кратко. – Мы спасательный отряд. Едем тайно даже от своих. Не узнают свои, не узнают шпионы.
Он прошептал:
– Адрианну?.. Ах, сволочи…
– С тобой здесь согласен, – оборвал я сухо. – А сейчас привал!.. Всем привал! Только место сперва отыщем и сразу привалимся.
На меня посмотрели в недоумении, Фицрой спросил:
– Ты чего? Мы только что из города, вон его стены!
– А ты думал, – ответил я, – мне одному мучить мою лошадку такой тяжестью? Нет уж… Пока мастер Рундельштотт предавался размышлениям, отхлебывая мелкими глотками хорошее вино уже из третьего бочонка, я пошарил в его кладовой и чуланчике, дабы вот! И везу. Один!
У Понсоменера чутье, а раз привал ненадолго, то сойдет и вон под тем раскинувшим во все стороны ветви деревом. Коней привязали в сторонке, он сам с Фицроем быстро разошлись в разные стороны собирать сучья для костра, а я вытащил зажигалку размером с пулю для мелкокалиберного пистолета и протянул Рундельштотту на ладони.
– Мастер, это ваша. Обязательно входит в набор туриста, а мы еще те туристы, несем в чужое государство демократические ценности, хоть оно и не просит… Этой штукой можно разжечь огонь в любую погоду, даже под дождем. Заправлять не надо, сама ищет и находит энергию.
Он покачал головой, в глазах жгучий интерес, но на лице опаска и недоумение.
– Но как… как оно это делает?
– А сила везде, – пояснил я. – Днем от солнца, ночью от теплого воздуха… да вообще от всего. Не перебирает, иначе останется голодной, а помирать не хотят даже вещи.
– Это да, – произнес он задумчиво, – спасибо. Какое слово нужно сказать?
– Эта штука дурная, – сообщил я, – слов не понимает! Вон тут коснитесь кончиком пальца.
Он повертел в руке, сделал, как я проинструктировал, на кончике вспыхнул острый яркий лучик. Рундельштотт от неожиданности выронил, но я был готов и подхватил на лету.
– А погасить? – спросил он.
– Нажмите второй раз.
Огонек исчез, Рундельштотт осмотрел зажигалку еще, сунул в карман.
– Там еще и фонарь, – сказал я. – Мощный. Свет такой, даже днем слепит. Ночью проверите. Это все регулируется вот этим колечком, оно сдвигается…
Он покачал головой, в голосе прозвучало некоторое колебание:
– Что ж… хорошо, я научу тебя некоторым нашим заклинаниям. Только не жалуйся потом.
Я спросил встревоженно:
– Как это не жаловаться? Демократы всегда жалуются! На все. Это такая мерзкая порода… увы, я тоже из демократов, но всячески его выдавливаю. Только он, гад, сопротивляется! А то и вовсе переходит в победное наступление… Что мне грозит?
– Твоя сила, – ответил он невесело. – Думаешь, почему все маги… в возрасте? Потому что только тогда человеку удается удерживать себя в руках, да и то не всегда. А остальных сила губит. Опасно носить в себе такую мощь, все время ищет выхода! А когда гневаешься на что-то или кого-то и начинаешь применять силу в полную мощь… А иначе нам кажется мало, то это пожирает и тебя самого…
– Ага, – сказал я. – Понятно. Иносказательно, как бы. Притча.
Он покосился на меня с мрачным видом.
– Ну да, притча. Будет тебе притча. Ахнуть не успеешь. В общем, на чародейство уходит слишком много сил. Бывает, проще сделать своими руками. Хоть это и дольше, но иногда время важнее… Потому передам тебе одно заклятие, что может… ускорять тебя. Выкопаешь за минуту яму, которую копал бы целый день, но за эту минуту устанешь так, будто и копал целый день…
– Ценное заклинание, – сказал я осторожно. – В быту им не попользуешься, но если надо спасать шкуру…
– Вот-вот, за ценой не стоишь. Мне им пользоваться нельзя, возраст. Сердце должно быть молодое и крепкое… Да и то, понимаешь, может разорваться от перенапряжения. Потому пользуйся только в тех случаях, когда все равно иначе смерть…
Я сказал устрашенно:
– Учту… Ах да, еще, мастер, я для вас добыл рубашку чародеев. Прошу вас, одевайте, пока не вернулись Фицрой с Понсом.
Он посмотрел с любопытством.
– Выглядит обычной.
– Даже рисунки, – сказал я, – скопировал, что в ходу здесь, в королевстве Нижних Долин! Но ткань особая. Собирает всю магическую энергию от солнца и всего-всего, что есть… Всеядная, как свинья. Даже как человек, что еще всеяднее.
Он покачал головой, но достаточно быстро и без колебаний заменил свою на новочародейскую, прислушался к ощущениям.
– Знаешь… а в самом деле… очень слабо, но магия начинает проникать по капельке…
– Что делать, – ответил я. – Зато постоянно. Даже ночью впитывает. Уж и не знаю, откуда. Может быть, от тех же солнц, хоть их и не видно. Подумаешь, планета заслоняет, ерунда…
– Как-как? – спросил он заинтересованно.
– Это долгий разговор, – ответил я. – Не для этой поездки.
– Понял, – ответил он. – И чтоб вина было много?
– Вы прекрасно умеете готовиться к постижению новых истин, – сказал я. – Ах да, еще мелкий пустячок…
Он с недоумением смотрел, как я вытащил из мешка жезл, короткий, но толстый, взялся за концы, нажал, там щелкнуло, и я растянул его на полную длину в человеческий рост.
