Обстановка за столом царила довольно-таки нервозная. Тренеры
явно считали минуты до конца приема – послезавтра девчонкам на помост, что
будет со сборной, если хозяин все-таки ухитрится зажать Римму в каком-нибудь
укромном уголке и обрушит на нее всю мощь своего застоявшегося сладострастия?
Он тяжелее ее килограммов на пятьдесят, это точно! Хватит ли ей суток, чтобы
прийти в себя, восстановить форму? И что будет со сборной, если Римма даст ему
слишком решительный отпор, вдруг вспомнив, что у советских (в данном случае у
российских, но это детали) собственная гордость? Не выпрут ли ее из страны как
персону нон грата? Тогда с надеждами на командную победу придется проститься…
Во всей этой скрытой суматохе имелось, впрочем, одно,
безусловно, положительное обстоятельство. Внимание тренеров было направлено на
Римму, то есть отвлечено от остальных девчонок. И каждой удалось тайком
отведать немало вкусностей, от которых так и ломился роскошный стол. Перед походом
сюда их сурово инструктировали: «Только салатики, и то чуть-чуть, по капельке!
Сладкого – ни-ни!» Но, почуяв свободу, девчонки осмелели, а прислуге, похоже,
доставляло удовольствие искушать голодных русских новыми и новыми лакомствами.
Карина, впрочем, держалась стойко. Есть почему-то не
хотелось – она даже сама себе удивлялась, – но, гоняя по тарелке одинокий
листик салата, она ни разу не удостоилась одобрительного кивка Мира Яковлевича:
тому было совершенно не до нее. Но когда подали торт-мороженое…
К тому времени международная обстановка несколько
нормализовалась. Хозяину, похоже, удалось умерить свои желания – наверное, он
был из тех мужчин, которые быстро вспыхивают и быстро остывают. Тренеры
наконец-то распрямили свои искривленные слежкой за Риммой шеи и стали более
внимательно глядеть на девочек и парней, которые, впрочем, уже вполне
насытились и могли изобразить легкую скуку на лицах, разглядывая величавое
бело-розово-ванильно-фисташково-шоколадное сооружение, воздвигнутое в центре
стола. Они-то, наевшись, могли, а вот Карина…
Спавший доселе аппетит вдруг вспыхнул, как сверхновая. Она
смотрела на стоящую перед ней хрустальную, с позолотой, креманку, в которой
медленно оплывал здоровенный кус торта, увенчанный долькой ананаса и шоколадной
фигуркой гимнастки, и в отчаянии чувствовала, что готова отдать свою
гипотетическую бронзовую медаль и вообще все на свете за те секунды, когда
мороженое будет таять во рту.
Но бдительный Мир сверлил ее таким взглядом! Карина чуть не
заплакала от отчаяния и вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Это был
Всеволод. Он сидел рядом с Миром и, наверное, без труда разгадал смысл
мини-трагедии, которая разворачивалась на его глазах. Его четко вырезанные губы
дрогнули в улыбке, а затем Всеволод обратился к Миру с каким-то вопросом.
Тренер обернулся – да так и застыл в этом положении. Всеволод что-то торопливо
говорил, говорил ему… Мир сидел как завороженный, иногда пытаясь ответить, но
тотчас умолкал, подавленный красноречием Всеволода.
Они беседовали очень тихо, а над столом висел гул множества
голосов, поэтому Карина не могла разобрать ни слова. Да она и не пыталась! Рука
ее летала над хрустальной вазочкой, как пчелка, она глотала и глотала, от
волнения даже не ощущая вкуса вожделенного мороженого, и вот вазочка опустела.
В ту же секунду бдительная лакейская рука сдернула ее со стола. Севка метнул на
Карину озорной взгляд и умолк. Мир Яковлевич еще мгновение смотрел на него,
потом обернулся и увидел Карину со скучающей миной на лице и чинно сложенными на
коленях руками. Впрочем, у Карины создалось такое впечатление, что Мир ее вряд
ли заметил, настолько он был потрясен словами Всеволода.
После того как встали из-за стола, некоторое время все гости
вежливо слонялись по особняку, ахая и охая от его красот. Нет, ну в самом деле
роскошное здание, а какой сад! Карина, опьяневшая от мороженого – так всегда
бывает, если переешь после долгой голодухи, – прижалась к какой-то немыслимой
колонне и тихо напевала в состоянии полного блаженства.
– Да, русских песен тут, пожалуй, не слышали, – шепнул
кто-то за спиной, и она испуганно осеклась, но тут же улыбнулась: это Всеволод.
Стоит рядом, такой красивый, что дух захватывает, и улыбается!
Карина на всякий случай шмыгнула глазами вправо-влево. Рядом
никого. Значит, эта ласковая, ослепительная улыбка и в самом деле предназначена
ей?!
– Представляешь, что было бы с Миром, если бы мы сейчас
завели хором? – усмехнулся он. – Начинай, а я подхвачу.
– Выхожу один я на дорогу, – озорно повысила голос Карина, –
сквозь туман кремнистый путь блестит…
– Не понял, – свел брови Всеволод. – Это из чьего
репертуара? Леонтьев поет, что ли?
– Христос с тобой, это же Лермонтов! Романс на стихи
Лермонтова! – прыснула Карина.
– Честное слово, я учил, Марь-Иванна, – пробормотал Всеволод
с комическим испугом. – Учил, но забыл!
– Самый лучший романс на свете, – горячо сказала Карина. – Я
его больше всего люблю!
– Даже больше мороженого?!
Карина смущенно усмехнулась:
– Мороженое идет сразу следом.
– Оно хоть вкусное было?
– Наверное, вкусное. Если честно, я даже не поняла, так
спешила.
– А я, представляешь, такой псих, что не люблю мороженое.
Зато обожаю всякие молочные коктейли. И если ты не против, давай послезавтра
после стартов сходим вместе в какое-нибудь хорошее кафе. Ты будешь есть
мороженое, а я – пить молочный коктейль. Как, не против? Пойдешь со мной?
Карина только и могла, что моргнула изумленно. Да нет, быть
такого не может, это ей снится… Было ужасно досадно, что рядом нет никого, ни
Алки, ни Риммы, ни еще кого-то из девчонок. Да они бы умерли, они просто умерли
бы, услышав, как предмет их тайных вздохов приглашает Карину в кафе. Вот если
бы Всеволод, а не гостеприимный хозяин гладил Римме Волгиной коленку под
столом, сияя своими невероятными синими глазами, золото России точно оказалось
бы под угрозой!
– Пойду, – наконец выговорила она. – Конечно! Только Мир
потом с меня три шкуры спустит за прибавку в весе. Но это ничего, это ерунда,
не привыкать. Да, кстати, спасибо тебе… А что ты ему сказал такого, что он про
меня сразу забыл?
Всеволод задумчиво посмотрел на нее.
– А вот об этом, – сказал он наконец, – я скажу тебе
послезавтра. В кафе. За мороженым и коктейлем. Договорились?
И опять засверкала эта улыбка, от которой Карина тоже
мгновенно обо всем забыла. Это была минута головокружительного счастья.