Но напрасно Александра надеялась. Стоило ей войти в комнату,
где был накрыт стол, как она натыкалась на взгляд Ангелины Владимировны, и
выражение ее глаз было таким, что у Александры начинали трястись руки, борщ
выплескивался через край тарелки, стопка блинов угрожающе кренилась, и она лишь
чудом не роняла тарелки. В конце концов, не выдержав, Александра скрылась на
кухне и здесь, возле раковины с грязной мыльной водой, получила недолгую
передышку. Она мыла, мыла, споласкивала, споласкивала эти бесконечные тарелки,
которые невесть откуда возникали и пропадали невесть куда, но вдруг ее словно
бы шилом в бок ткнули. Обернувшись, Александра увидела в дверях мачеху, которая
стояла, вытянув шею, и смотрела, смотрела на нее…
Тут же появилась соседка, схватила Ангелину Владимировну за
бока, утащила в коридорчик, бормоча что-то успокоительное, а Александра устало
оперлась на раковину и так стояла, пока вода не начала выплескиваться через
край. После этого она еще поработала несколько минут, а потом почувствовала,
что начинает задыхаться. И тогда она ушла, понимая, что в последний раз
переступает порог этого дома, что не вернется сюда никогда.
Она почему-то тащилась еле-еле, скользя и спотыкаясь на
каждом шагу. Приостановилась под фонарем и посмотрела на часы.
Господи! Она опоздает, точно опоздает на последний автобус!
А еще так далеко…
Обернулась растерянно – и вдруг увидела в снежной круговерти
приближающиеся фары. Махнула рукой без всякой надежды, однако фары приветливо
мигнули, и потом большой черный автомобиль притормозил рядом с Александрой.
Она начала бестолково терзать ручку двери, бормоча:
– Подвезите до автовокзала, пожалуйста.
Дверца почему-то никак не открывалась, а сквозь затемненные
стекла не было видно внутренности кабины. Александра билась в дверцу, как
бабочка – в окно, но вдруг кто-то мягко взял ее за руку:
– Погодите. Этак вы дверь сломаете, как тогда ехать?
Александра покосилась на высокого парня с припорошенными
снежком волосами, мимолетно удивилась, что в такую стужу он бегает по улицам
без куртки, в свитере, а потом под его умелой рукой дверца открылась, и она
неловко взобралась на высокое сиденье.
Место водителя было почему-то пусто, Александра оглянулась,
но дверца за ее спиной уже захлопнулась. Она растерянно моргнула, но тут же за
руль вскочил человек, почему-то показавшийся ей знакомым. Снег таял на его
светлых волосах и толстом свитере.
Да ведь это тот самый парень, который помог ей открыть
дверь!
«Как он здесь оказался?» – не в шутку озадачилась
Александра, но тотчас до нее дошло, что это и есть водитель автомобиля.
– Вам до автовокзала, я правильно понял? – уточнил он.
Александра кивнула.
Заработал мотор.
– Ого, колотун какой на улице! – постучал зубами парень. –
Включу-ка я печку, вы не против?
Она снова кивнула, и тотчас раздалось чуть слышное гудение.
Повеяло теплом, таким блаженным, что Александра счастливо вздохнула, постепенно
переставая дрожать.
Автомобиль тронулся с места. Тихонько играла музыка, совсем
чуть слышно, Александра даже не могла разобрать мелодию, но это было приятно.
Водитель молчал. Александра тоже не испытывала особого желания вступать в
светскую беседу.
Она склонила голову на спинку сиденья. Какая красивая
машина, как тут тепло и хорошо. Жаль, что нельзя доехать до Нижнего, у нее
денег таких нет, да и неизвестно, куда направляется этот человек, может, им
совсем не по пути. А как было бы хорошо…
Александра вздохнула, пытаясь подавить зевок. В тепле,
полумраке глаза закрывались сами собой. Господи, это сколько же времени она
толком не спала? Трое суток в подвале, да вчерашнюю ночь… Так устала, что даже
нет сил горевать по сестре. И обида на родных растворяется в этой усталости, в
сонливости. «Ладно, в автобусе посплю. А сейчас только вздремну, пока мы до
автовокзала едем, на одну минуточку», – пообещала она себе и с наслаждением
смежила нестерпимо тяжелые веки.
* * *
– Геля! Геля! – окликнул кто-то.
Гелий обернулся. Голос был вроде бы знакомый, но в то же
время и нет. И не понять, откуда кричат.
– Геля! Иди сюда!
Вот оно что: зовут из двора Ховриных. Что ж там такое
приключилось, что кричат с таким отчаянием? Он пошел – сперва медленно, потом
быстрее.
С опаской приоткрыл калитку – у Ховриных была здоровенная
псина по кличке Супермен, а попросту – Супер. Он, конечно, не набросился бы на
Гелия, но иногда любил показать, кто в этом дворе хозяин. Однако сейчас Супера,
очевидно, загнали в дом, чтобы не пугал людей; хозяйка махала ему с крыльца:
– Ой, иди сюда, Христа ради!
– Здравствуйте, Елизавета Петровна, – настороженно сказал
Гелий, не веря глазам: всегда улыбчивое, добродушное лицо соседки было красным,
распухшим. – Что-то случилось?
– И не говори! – всхлипнула она, скрываясь на летней
веранде.
Гелий осторожно поднялся по ступенькам, ожидая какой-то
неприятности. Но то, что предстало глазам, заставило его покачнуться.
Вся небольшая летняя веранда была забрызгана кровью. Потеки
уже потемнели и засохли, почему-то первой мыслью Гелия было, что их теперь
нипочем не смыть, придется отдирать вместе с обоями. И еще чем-то коричневым,
темным были измазаны стены и пол, на котором… Он только раз глянул – и выскочил
обратно на крыльцо, пытаясь подавить рвотный спазм. Зачерпнул из бочки дождевой
воды, плеснул в лицо, потом еще раз, еще. Стало немножко легче.
Устыдясь своей слабости, Гелий на ватных ногах вернулся на
веранду, где навзрыд плакала Елизавета Петровна, беспомощно глядя на громадную
овчарку – вернее, ее труп. Уже закоченелый, обезглавленный труп…
Вся шерсть Супера была в крови и вдобавок покрыта чем-то
отвратительным, черным и зловонным. Гелий понял, что неизвестный убийца не
только прикончил пса, но и надругался над ним, унизил несчастное животное,
вымазав его и веранду своими экскрементами.
Тошнота опять подкатила к горлу. Гелий схватил под руку
Елизавету Петровну и вместе с ней выскочил на крыльцо. Остановился, прижал к
себе соседку. Он был невысокий, худой, но Елизавета Петровна оказалась так мала
ростом, что даже ему едва доставала до плеча. Она уткнулась юноше в грудь и
дала волю слезам.
– Кто… мог? Зачем? За что?.. – толчками рвалось из горла
вместе с рыданиями.
