Да, версия была именно такая: Дему пришил свой, не поделили
чего-то братки, не сошлись в демократических принципах! В минуту просветления
Гелий сам слышал, как Елизавета Петровна, зашедшая его проведать, обсуждала это
с братом. Эльдар что-то невразумительно мычал по своему обыкновению, однако
Елизавете Петровне не особенно-то был нужен собеседник, она говорила и
говорила, а Гелий слушал – и едва сдерживался, чтобы не вскочить и не ворваться
в соседнюю комнату с криком: «Никакой не отморозок! Это сделал я!»
В его замутненном болезнью, потрясенном сознании
первенствовал страх. Он смертельно, до судорог боялся ареста, мрачного
автозака, на котором его отвезут в милицию, зарешеченного «обезьянника»,
равнодушного следствия, допросов, признаний, суда – всего этого кошмара,
напоминающего большое железное колесо, которое переедет Гелия и оставит его
раздавленным, сломленным, униженным – а главное, готовым для новых унижений.
Слава богу, грамотные! Знаем, что делают на зоне с теми, кто убил своего! «Так
жопу надеру своим пистолетом, что полжизни раком ползать будешь. А ну,
подставляй задницу!» – эти слова Демы беспрестанно жалили память, как
докучливые осенние мухи, и Гелий никак не мог их отогнать. Они плодились,
множились, они откладывали в его сознании личинки, из которых снова и снова
рождался страх.
Страх подавлял все чувства – кроме одного. Это было
возмущение несправедливостью жизни.
Ну что он такого сделал? Он убил негодяя и мерзавца, он избавил
всех от вора и разбойника, а что получил взамен? Беспамятство и мучительные
судороги. Припадки страха. А главное, полную невозможность убедить кого-то, что
это он, именно он совершил благое деяние!
Даже брат не сразу поверил…
Однажды Гелий пришел в себя от чужого, незнакомого мужского
голоса, гудевшего за стенкой. Взмок от ужаса: Малявка! Малявка приперся его
арестовывать!
Но тут же сообразил, что голос другой: густой и сочный,
добродушный. Малявка-то лаял резко, отрывисто, не давая собеседнику слова
сказать. А этот голос вдруг вежливо примолк, словно обладатель его желал
послушать, что ответит Эльдар.
– Не может быть, не может! – услышал Гелий непривычный,
дрожащий голос брата. – Да вы что, Леонид Васильевич, Гельку не знаете?
– Раньше не знал, а теперь знаю, – отозвался его собеседник,
и Гелий с изумлением понял, что к ним пожаловал сам Корнилов-старший. – И,
может быть, получше тебя.
– Ну вот, видите! – с явным облегчением засмеялся Эльдар. –
Он же мухи не обидит! Его по морде бить будут, а он только заплачет и скажет,
мол, так нехорошо поступать. Натуральный Алеша Карамазов! Непротивление злу
насилием!
– Тогда уж Платон Каратаев, – перебил его Леонид Васильевич.
– Что? – непонимающе переспросил Эльдар.
– Я говорю, непротивление злу насилием – это, скорее, Платон
Каратаев проповедовал, – пояснил Леонид Васильевич. – Хотя Алешенька тоже был в
этом смысле хорош… Ну да бог с ними обоими! Я уже сказал, что знаю твоего
брата, и даже лучше, чем ты. И если утверждаю, что Дему он зарыл, – значит, так
оно и есть.
«Никого я не зарывал, – подумал Гелий. – Я его просто
пристрелил, как собаку… нет, собаку жалко. Я его просто пристрелил! А Эля не
верит, он меня какой-то тряпкой считает и всегда считал». И снова вспыхнуло в
нем это желание – выскочить в соседнюю комнату и заорать, будто
лягушка-путешественница: «Это я! Это я! Это я придумала!» Но вряд ли Эльдар и
тогда поверит ему. Решит небось: совсем братишка заврался!
– Ну что ж, вот тебе доказательство, – сказал Леонид
Васильевич, и Эльдар сдавленно забормотал:
– Наган? Но ведь это наш наган!..
– Конечно.
– Но как он к вам попал? И почему вы решили, что Гелий… что
из этого нагана…
– Ты что, глухой? – В голосе Леонида Васильевича появились
нетерпеливые нотки. – Про результаты баллистической экспертизы сейчас в Озерном
больше говорят, чем про смену правительства! Он выбил в Дему всю обойму, а
гильзы-то остались валяться вокруг! И Славка тоже хорош, не догадался поползать
по песку, собрать их. Хотя, с другой стороны, мало ли кто мог на выстрелы
нагрянуть. Короче, установлено, что стреляли из револьвера системы «Наган»,
который сейчас перешел в разряд раритетов. А вот эту коробочку видишь?
– Патроны, – пробормотал Эльдар. – Восьми не хватает.
– Молодец, хорошо считаешь! – хмыкнул Леонид Васильевич. – В
барабан входит как раз семь. И восьмой в стволе. В лагере нашли восемь
стреляных гильз.
– Украли, – выдавил Эльдар. – У нас украли и наган, и
коробку с патронами.
– Кто украл-то? – устало поинтересовался Корнилов. – Мы со
Славкой, может быть? Пристрелили суку Дему, а повесить убийство решили на
припадочного пацана? Очень правдоподобная версия! Ну просто очень! Если даже
его родной брат не верит, что мальчишка способен на такой подвиг, что же
говорить о других?
– Подвиг? – слабо повторил Эльдар. – Подвиг, говорите? Но
если все это правда, он же человека убил!
– Убил он тварь поганую, – сказал Леонид Васильевич. – Но
нынче у закона, к несчастью, в фаворе такие твари, как Дема, а вовсе не агнцы
невинные, у которых вдруг зубки прорезались. Поэтому давай оставим словоблудие
в духе Роди Раскольникова и подумаем, как нам Гельку прикрыть. Понимаешь, боюсь
я, что кто-то мог видеть у вас этот наган или знать про него.
– Никто не мог!.. – задиристо начал было Эльдар – и вдруг
умолк, словно подавился.
– Вот видишь, – с добродушной укоризной проговорил Леонид
Васильевич. – Я отлично помню, как мой Севка мне в прошлом году рассказывал:
Гелька ему дедушкиным револьвером хвалился. Значит, мог и кому-то другому его
показать. А не Гелий, так ты сам по пьянке… мог или не мог?
Эльдар угрюмо промолчал. Мог, конечно! А вот Гелий что-то не
припоминал, когда хвастался наганом перед Севкой. Но, значит, все же было такое
дело. Не станет же Леонид Васильевич врать.
– Сам видел, что Малявка землю роет, – продолжал Корнилов. –
А вдруг да свяжет концы с концами? Ты только на минуточку представь, что с
мальчишкой тогда будет. Вся эта шобла, которая нынче при власти, Демины бывшие
дружки, товарищи, так сказать, по оружию, таки-ие пасти разинут! Из него же
второго Листьева сделают, дуракам закон не писан. Выводить Гельку надо из-под
обстрела, послушай меня, я человек в таких делах опытный!
– Ну, слушаю, – угрюмо проронил Эльдар. – И что вы
предлагаете? Продать эту халабуду и умотать отсюда? Но что мы выручим за наше
родовое поместье? Один раз в кабак сходить да обмыть продажу?
