— Думаешь, разобьют? — попытался он начать издалека.
Сото, радостно улыбаясь, кивнула:
— И-расопьют. И-вы поедете со мной в Японию. Нусна многа денег. Дом купить. Рисовое поле купить, да?
— Так что, тебя уже сейчас готовят к тому, что придется увозить генерала Семенова в Японию?
— И-готовят, — придурковато улыбнулась Сото.
В эти минуты Семенов не узнавал ее. Девушку словно бы подменили. Все ее поведение в данной ситуации можно было воспринимать лишь как грубое, совершенно неазиатское издевательство.
— Сегодня — день чудес и святого великомученика Семенова.
— А мозет, и не расопыот. Но война коница. Зацем всю зизнь зить на границе, да? Генерал, который слузил императору Японии, мозет зить в Японии.
«А ведь, если разобраться, она просто-напросто намекает на то, что меня могут убрать отсюда, дабы не мешал улаживать сепаратный мир с Россией, — с грустью расшифровал для себя сюсюкающее щебетание Сото. — Они уже задумываются над таким концом атамана Семенова. И с помощью Сето даже готовят тебя. Что ж, вполне в японском духе, в соболях-алмазах».
Атаман вдруг ощутил острую неотвратимую потребность упиться. Сейчас же, до полусмерти.
Могли он, создавая здесь, в Маньчжурии, свою армию, предполагать, что все его наполеоновские планы и приготовления завершатся таким вот диким осознанием собственной ненужности?
— Ладно, паршивка узкоглазая, — задумчиво проворчал он, уставившись в окно, — собирайся в дорогу. Завтра на рассвете отбываем в Харбин.
— И-я и-собираюсь.
— Уже?! Ночью не сбежишь?
— И-ноцью и-японка долзна вести себе так, чтобы к утру мус-цина не передумал сделать то, сто пообедал сделать вецером, — нежно склонила головку Сото, молитвенно сложив ладони у подбородка.
— Во паршивка! — удивленно покачал головой атаман, любовно погладив девушку по щеке. — Знать бы еще, что там у тебя на уме, — постучал пальцем по ее виску.
* * *
А тем временем подполковник Имоти вновь нагрянул в следственную тюрьму армейской контрразведки.
— Где Лукина? — спросил он дежурного лейтенанта, того самого, что во время прошлого визита помог ему и генералу Семенову отыскать камеру террористки.
— Она там, — лицо лейтенанта вытянулось и задеревенело. — В той же камере.
— В той же? Вы, может быть, не поняли, о ком я спросил?! — с холодной вежливой улыбкой поинтересовался Имоти.
— Понял, — едва слышно проговорил лейтенант. — Она в той же камере, в которой вы, господин подполковник, беседовали с ней.
— Проведите.
— Но, видите ли…
— Я сказал: проведите.
— Мне приказано ни в коем случае не тревожить…
— Кого не тревожить? Лукину?
— Начальника тюрьмы майора Тосузи.
— Вот оно что! Я-то думаю, чего это вы так занервничали. Майор лично допрашивает террористку?
Лейтенант оглянулся на едва видневшуюся в конце коридора дверь, словно побаивался, что майор услышит его ответ и тотчас же накажет.
— Лично.
— Любопытно было бы взглянуть, как это у него получается.
— Нужно ли? Господина майора это оскорбит. А у него большие связи. И в этом городе, и в штабе армии.
— Вы лишь раззадорили меня.
Небрежным жестом отстранив лейтенанта, Имоти ринулся к камере. Препятствовать ему дежурный не посмел, предпочитая остаться вне этой схватки.
Дверь оказалась незапертой. Майор слишком понадеялся на личную охрану в лице дежурного лейтенанта. Остальных двоих охранников он попросту убрал из коридора, чтобы не суетились.
Заскочив в камеру, Имоти схватил тщедушного майора за загривок, стащил с молча сопротивлявшейся русской и отшвырнул к двери.
— Вам не кажется, майор, что эта женщина изначально предназначена не для вас? — почти прошипел он, едва сдерживая желание вышвырнуть начальника следственной тюрьмы за дверь, прямо вот так, со спущенными штанами, с которыми перепуганный разозленный майор никак не мог совладать. — Вам бы уже пора смириться с тем, что в этом мире случаются женщины, которые не могут и не должны опускаться до связи с вами.
— Но я прошу вас объясниться, господин подполковник! — забрызгал слюной майор, осознав наконец, что перед ним не такой уж большой чин, чтобы он мог вести себя подобным образом с самим начальником тюрьмы.
— Я ведь предупреждал вас, что все, что эта женщина знала, она уже сообщила следователю. А все, что ей надлежало получить, — давно получила. И чтобы больше никто к ней не прикасался.
Майор испепелил Имоти мстительным взглядом, однако дальше пререкаться не стал. Что-то наконец подсказало ему, что о влиянии этого человека в штабе армии нельзя судить только по его чину.
— Господи, неужели весь этот тюрем-бордель закончился? — приподнялась со своих устланных циновкой нар Лукина, когда Тосузи наконец укротил свои штаны и вышел. Вначале она решила было, что подполковник тотчас же воспользуется возможностью самому «допросить» ее, однако то, что здесь только что произошло, позволяло ей предположить: что-то там у японцев не сработало.
— Вы правы: он прекратился, — подтвердил подполковник. — Помолитесь!
— Меня отпустят?
— Наоборот, расстреляют. Завтра на рассвете.
Лукина то ли простонала, то ли негромко вскрикнула и, поджав ноги, отползла по нарам к стенке, словно стремилась пройти сквозь нее, раствориться в камне.
— Расстреляют? Что вы такое говорите? Вы уверены?! То есть я хотела сказать, без суда?
— Какой еще суд? — нахмурил густые косматые брови Имоти. — Разве, стреляя в генерала Семенова, вы исходили из решения суда?
— Но это атаман Семенов. Его давно осудил весь советский народ, сама история.
— Очень убедительная ссылка, — признал Имоти. Выглянув из камеры, он увидел, что майор все еще стоит в коридоре и о чем-то вполголоса совещается с дежурным. — Господин Тосузи, прикажите принести арестованной какой-нибудь халат. Последние допросы мы проведем в присутствии высокого гостя из Токио.
Майору не нужно было объяснять, о ком идет речь, он знал, что в эти дни в Тайларе полуинкогнито находится генерал Судзуки.
И все же потребовал письменного распоряжения о выводе террористки за пределы тюрьмы. Однако Имоти оказался готовым к этому. Извлек из кармана штабной бланк с небрежно начертанными на нем иероглифами и, прежде чем начальник тюрьмы успел прочесть их, гаркнул:
— Я приказал принести заключенной халат, господин майор! Поэтому советую поторопиться!
Пока майор занимался поисками более-менее приличного халата, Имоти вернулся в камеру и был удивлен тем, что Лукина выглядела довольно спокойной, словно сообщение о предстоящей казни вообще не произвело на нее никакого впечатления.
