Платон посмотрел на кулон, разомкнул бледные губы и сказал:
— Игорь, ты не сможешь ее вернуть. То, что вернется, будет уже не Никой.
Келлер слегка поморщился.
— Только не начинай опять, ладно? Просто постой в сторонке и подожди, пока я завершу начатое.
Он вдруг посмотрел на испуганно замерших медсестер и главврача, словно только что вспомнил об их присутствии, и коротко, небрежно приказал:
— Вы — убирайтесь. Это не для ваших глаз.
Главврач и медсестры без возражений двинулись к двери. Платон посторонился, уступая им дорогу. Когда дверь палаты закрылась за ними, Келлер сказал, обращаясь к Платону:
— Только постарайся не болтать. Я не хочу на тебя отвлекаться.
Платон ничего на это не ответил. Келлер подошел к кровати, на которой лежала Ника, встал рядом с ней, сжал в ладони кулон и прикрыл тяжелые веки.
Ливень за окном усилился, совсем рядом сверкнула молния, и последовавший за ней страшный раскат грома заставил клинику содрогнуться.
— Вернись ко мне… — тихо, медленно и четко произнес Келлер. — Вернись. Вернись. Вернись. Вернись…
Он повторял это слово со все возрастающей страстью. Платон наблюдал за происходящим, неподвижно стоя у двери.
Ника открыла глаза.
Что-то почувствовав, Келлер замолчал. Тоже открыл глаза — очень медленно, опасливо — и посмотрел на нее. Она лежала с открытыми глазами и глядела в потолок.
— Ника! — осторожно, почти со страхом в голосе позвал Келлер.
Она медленно повернула голову и посмотрела на него.
— Ника! — хрипло сказал Келлер, и, наверное, ему казалось, что в этот момент он крикнул, а не зашептал: — Ника, ты вернулась?.. Ты вернулась!
Он обернулся к Платону и быстро и восторженно проговорил:
— Она вернулась, ты видишь?!
Платон молчал, хмуро глядя то ли на Келлера и Нику, то ли на лежащую на соседней кровати Настю.
Келлер снова повернулся к Нике, склонился над ней и поцеловал в губы. И вдруг отшатнулся и уставился на девушку таким взглядом, словно увидел перед собой что-то невообразимо странное и пугающее.
— Это конец, — тихо сказал Платон.
Лицо Ники сжималось и желтело, покрываясь мелкими морщинами; волосы, раскинувшиеся по подушке, стремительно выцветали, шея истончалась, западала, а широко раскрытые глаза блекли и высыхали.
— Что происходит?! — в ужасе закричал Келлер. — Платон, какого черта?! — Он схватил Нику за быстро худеющую и стареющую руку. — Ника, нет! Не надо!
Но его окрик не остановил процесса распада, прошло еще несколько секунд — и Ника из молодой красивой женщины превратилась в иссохшуюся старуху. Ее глаза резко запали в череп, а из приоткрытого рта вырвалось черное облачко пыли — паф-ф-ф.
Келлер оттолкнул от себя кровать и резко выпрямился. Потом повернулся к Платону.
— Ты! — прорычал он. — Это ты сделал! Уничтожу! Сотру!
И он угрожающе пошел на Платона. Но вдруг остановился, словно наткнувшись на невидимую стену.
— Что? — прохрипел он. — Что происходит?
— Прощай, Игорь, — негромко ответил Платон.
Брови Келлера удивленно поднялись. Секунду он смотрел на Платона, затем разжал руку и посмотрел на кулон. Прорычав что-то яростное и невразумительное, он с силой швырнул кулон о стену. На улице громыхнул гром, створка окна вдруг резко распахнулась, и в операционную ворвался холодный, мокрый ветер.
Келлер продолжал стоять, однако с ним начали происходить жуткие перемены. Тело стало медленно, крупица за крупицей, распадаться — словно фигура из песка под натиском мощного ветра. Частички плоти и одежды, отрываясь от основы, растворялись в воздухе.
Келлер, видимо, не до конца понимая, что с ним происходит, поднял руку и уставился на нее. Его пальцы, повинуясь потоку ветра, стремительно истончались, словно и впрямь были сделаны из песка. Келлер диким взглядом посмотрел на Платона, и во взгляде этом вдруг мелькнуло понимание.
— Что со мной? — выдохнул он. — Что?!
Платон молчал, хмуро и спокойно наблюдая за Келлером. Тот перевел взгляд на мумию, желтеющую среди белых покрывал.
— Ника! — потом посмотрел на Платона и приподнял брови: — Кулон?..
Это было последнее, что он произнес. Невидимый ветер подул сильнее, и распад ускорился. Прошло несколько секунд, и от Келлера остались лишь потемневший скелет и нижняя часть головы. Рот его в последний раз с усилием приоткрылся, но тут же захлопнулся, и оставшиеся части тела, развеявшись в прах, истаяли в воздухе.
В дверь палаты постучали.
— Да, — негромко отозвался Платон.
Дверь открылась, и в палату заглянул Мигель.
— Платон, можно?
— Да, Мигель, входи.
Мигель тихо притворил за собой дверь. Посмотрел на мумию, лежащую на кровати, и слегка побледнел.
— Все кончено? — осторожно спросил он.
— Да. — Платон вздохнул. — Теперь она свободна.
— А Келлер?
— Он слишком сильно верил в кулон. И получил то, что заслужил.
Платон тронулся с места и, прихрамывая, подошел к лежащей на кровати Насте. Нежно провел кончиками пальцев по ее бледному лицу.
— С ней все будет в порядке? — спросил Мигель.
— Да, — кивнул Платон. — С ней все будет в порядке.
8
Солнечный свет беспрепятственно струился в открытое окно, почти такой же ощутимый, как недавний дождь. Он подрагивал на стеклах и придавал влажный блеск листьям герани, растущей в горшке на подоконнике.
Когда Настя пришла в себя, ей показалось, что она разом окунулась в теплую, искрящуюся воду. Закрыв глаза, она выждала пару секунд, испытывая настоящее блаженство от тепла и солнечного света, и открыла их снова.
— Очнулась? — услышала она знакомый голос. — Ну, наконец-то.
Настя подняла голову и увидела Жгута. Он стоял у ее кровати, опираясь на костыли, в полосатой больничной пижаме, которая очень сочеталась с его уютной внешностью «советского пенсионера». Правая рука у него была загипсована.
— Владимир Иванович! — радостно воскликнула девушка и хотела сесть, но Жгут жестом остановил ее.
— Тише. Ты еще слаба.
Настя снова опустила голову на подушку.
— Где мы? — спросила она, щурясь от солнечного света.
— В спецклинике, — ответил Жгут. — Не бойся, здесь мы в безопасности. Келлера больше нет, статус Бюро восстановили. Нас даже охраняют.
Он усмехнулся.
— Расскажете мне, что произошло? — попросила Настя.
