Шляться по помойкам – так называла Галина страсть любимого
супруга к поискам всяческой старины.
– Логично, – согласилась Галина. – Но что он скрывает?
Может, подцепил где-то что-то… Он со мной уже лет пять не спит, ты
представляешь?
– И как же ты обходишься?! – почти с ужасом спросила Эмма. –
Соседа во грех вводишь? Или какого-нибудь хорошенького психа? Или тихо сама с
собою?
Галина покраснела и чистоплотно поджала губы:
– Да я и без этого обхожусь! Мне ведь уже сорок шесть, пора
о душе подумать…
Эмма посмотрела на нее с жалостью. Она была младше подруги
всего лишь на два года, однако считала, что ей-то о душе думать рано –
наоборот, самое время думать о теле, потому что жизнь у нее только началась.
Эмма принадлежала к тем натурам, у которых происходит так называемое позднее
взросление. Не то чтобы она была безнадежно инфантильной, вовсе нет. Просто в
те годы, которые другие тратят на танцы-пляски-пирушки-развлечения, Эмма была
слишком серьезной. Она училась, она работала, она делала карьеру. И сделала-таки:
из школьной училки, каких множество, превратилась в преподавательницу
престижнейшего факультета университета – иностранных языков. Она обожала
французский язык! Кроме того, работа на этом факультете оказалась весьма
хлебным местечком – Эмма была завалена репетиторской работой, поскольку входила
в состав приемной комиссии. Мамашки студентов и студенток не обходили
преподавателей и подарочками – как по поводу праздников, так и без всяких
поводов.
Появившись впервые на работе в убогоньком костюмчике,
купленном на Алексеевском рынке («сделано в Турции», конечно), Эмма очень скоро
приоделась в бутиках и заново обставила квартиру. Она стриглась и делала
маникюр в не самой дорогой, но и не самой дешевой парикмахерской. Она позволяла
себе регулярно ходить в салоны красоты. Словом, она стала не без удовольствия
посматривать на себя в зеркало и обнаружила, что там и впрямь есть на что
посмотреть. Эмме стали понятны и приятны игривые мужские взгляды, у нее
завелись два-три кавалера, с которыми она с удовольствием отправлялась в
постель при всяком возможном случае, наверстывая упущенное. Оказывается,
мужчины очень разные, несмотря на то, что делают с женщиной вроде бы одно и то
же! К сожалению, а может быть, и к счастью, никто из этих кавалеров не
понравился Эмме настолько, чтобы влюбиться. Они, строго говоря, ничего
особенного собой не представляли: доценты, кандидаты наук… Мелкота! Кроме того,
они были люди семейные, обремененные женами и детьми, а связь с человеком
семейным почти непременно чревата скандалом. А главное, ее любовники все были
гораздо старше ее, а она-то была постоянно окружена множеством молодых красивых
юношеских лиц… Короче говоря, бедняжка принадлежала к тем женщинам, которые
способны любить только молодых мужчин.
Эмма смотрела на свое отражение в зеркале, словно сквозь
некую сверкающую дымку, скрывающую от нее появление новых и новых неизбежных
морщинок и прочих примет возраста. Ей казалось, что она точно так же молода,
как все эти красавцы, которых она видит каждый день на лекциях и семинарах и
которые поглядывают на преподавательницу французского с искренним мужским
интересом… На счастье, у Эммы был холодный, логически совершенный ум, которым
она понимала: на семьдесят процентов это внимание построено на голом расчете –
желании расположить училку в свою пользу. Понимала она и другое: как бы ей ни
нравился тот или иной студентик, в какое бы томление ни повергали ее плоть
мысли о нем, любая связь или даже намек на связь с ним погубит ее жизнь и
карьеру. Этого Эмма допустить не могла и не хотела. И не допускала. Борьба с
собой давалась трудно: в отличие от подруги, она была женщиной отнюдь не
холодной, а наоборот – сексуально озабоченной. И даже весьма. Ну что ж, она
находила некоторую разрядку в объятиях своих зрелых кавалеров, а в самые сладкие
мгновения представляла себя с кем-нибудь из тех молодых оболтусов, которым
ставит зачет или незачет, а то и кое с кем другим… Слава богу, у нее было
достаточно богатое воображение!
Впрочем, настоящая и будущая любовная биография Эммы
Шестаковой пока не имеет к делу никакого отношения, кроме одного: она была
человеком нестандартных решений и поступков.
– Послушай, – сказала она подруге, поразмыслив, – ты в самом
деле хочешь знать, что с твоим Валерием происходит?
– Ну да, – удивленно приподняла брови Галина. – А с какой бы
радости иначе я у тебя совета просила?
– Ну, тогда вот тебе мой совет, – решительно заявила Эмма. –
Раздобудь в своей психушке какой-нибудь препарат, который, по-научному
выражаясь, подавлял бы сознание, а на речевые рецепторы воздействовал бы,
наоборот, возбуждающе. И потихоньку подсыпь, подлей или как-нибудь впрысни его
Валерику.
– Что-что? – растерянно спросила Галина.
– Ты не слышала? Или ушам своим не веришь? – усмехнулась
Эмма.
– Ушам не верю… – пробормотала ее подруга. – Да как тебе
такое могло в голову взбрести?!
Эмма пожала плечами, встала с дивана, на котором сидела, и
направилась к выходу.
– Нет, погоди! – схватила ее за руку Галина. – Не уходи и не
обижайся! Я просто… я просто не ожидала такого от тебя.
– И это очень хорошо, – хладнокровно ответила подруга. –
Если мы будем делать только то, чего от нас ждут, все с тоски передохнут. Между
прочим, знаешь, как я мечтала о такой жизни, какую теперь веду: с уверенностью
в завтрашнем дне, упорядоченной, надежной! Но если бы мне сейчас подвернулась
какая-нибудь авантюра, я ввязалась бы в нее, не задумываясь. Разумеется, если
бы знала, что в финале мне светит что-нибудь существенное… деньги или
положение…
– Или любовь? – лукаво предположила Галина, наслышанная кое
о каких тайнах подруги.
– Любовь? – Эмма приподняла брови. – Любовь – это средство,
а не цель. Это отличное, самое лучшее на свете средство для тренировки
сердечной мышцы. Но только романы и фильмы кончаются свадьбой или любовной
встречей. На самом деле после свадьбы следует развод, а после встречи –
прощание. Уж я-то знаю! Поэтому я готова играть в любовные игры с кем угодно и
в какой угодно позиции, но приз должен быть более весомым, чем просто оргазм
или обручальное кольцо. Понимаешь?
Слово «оргазм» Галина знала только понаслышке, и вообще,
такие разговоры ее страшно смущали, поэтому она отмахнулась от Эммы:
– Ладно, давай снова про Валерика поговорим. Ты смешная:
прямо так взять шприц с каким-нибудь нейромедиатором, положить в карман и выйти
из отделения, чтобы дома мужу язык развязать? У нас там знаешь какой строгий
контроль!
