Если бы Фанни испытывала страсть к аналитическим
размышлениям, она непременно сделала бы вывод: наверное, ей всю жизнь хотелось
иметь капризного ребенка, вот она и завела его себе. Вернее, он сам завелся… Но
она предпочитала не думать ни о чем, что разделяло ее с Романом. Да и не имела
отношения к материнским чувствам снедавшая ее нежность, окрашенная вожделением!
Ну а возраст разделял их по-прежнему, и если Роман не замечал в постели, ночью,
ее морщинок, тем паче что их определенно стало меньше (любить молодого – лучшее
средство помолодеть самой!), то днем Фанни то и дело прикидывала, а под
выгодным ли углом падает на ее лицо свет, или как-нибудь не так, или что-нибудь
там ненужное выделяет… подчеркивает… углубляет… Вот в «Le Volontaire» свет на
нее всегда падал на редкость удачно, поэтому Фанни очень любила, когда Роман
туда являлся. Во-первых – в этом замечательном приглушенном свете (старинные
лампы, а не какая-нибудь неоновая мертвечина!) она выглядела обворожительно и
сексуально, во-вторых – любимый мальчишка все время на глазах. Правда, иногда
он вдруг уходил, предупредив, что должен навестить мать… но куда шел на
самом-то деле?
Фанни мрачнела, втихомолку бесилась, а ловя понимающие
взгляды Армана, бесилась еще больше: ну что он привязался, этот клошар с
глазами психоаналитика, какое ему дело до ее любви, ведь и все остальные в
бистро: и клиенты, и обслуживающий персонал – все мигом поняли, но никто не
кидает оскорбительно-пронизывающие взоры в сторону мадам и ее молодого
любовника! Впрочем, взгляды Армана были исполнены отнюдь не презрения, а скорее
сочувствия, особенно когда Роман внезапно исчезал, а Фанни металась, не находя
себе места. Один раз не выдержала – буркнула Сикстину, что через полчаса
вернется, схватила пальто и выскочила на улицу. На бегу, просовывая руки в
рукава пальто, бросила случайный взгляд в окно бистро и увидела Армана, который
покинул свое насиженное местечко и стоял почти вплотную к стеклу, провожая
Фанни мрачновато-насмешливым взглядом. Белая косматая Шьен стояла рядом на
задних лапах, прижав передние к стеклу, и тоже таращилась на Фанни.
«Да что они, следят за мной, что ли?» – почти с ненавистью
подумала она, но тут же забыла об Армане и о Шьен, потому что уже оказалась на
пересечении улиц Друо и Прованс, около дома, о котором говорил ей Роман. Ну
конечно, это тот самый дом: напротив здания страхового агентства «Кураж»,
одетого зеленой ремонтной сеткой, увешанного люльками-сидушками с рабочими.
Длинное здание: несколько витрин антикварных лавок, несколько подъездов. Только
вся штука в том, что здание-то одно, а домов в нем находится много: рю де
Прованс 1, 3, 5, 7, 9, 9а, 11… Таковы причуды парижского градостроения! И на
протяжении всего этого здания вверху, под самым гребнем крыши, тянутся
небольшие окошки – те самые комнатки для прислуги.
Ну и за которым из этих окон Роман?
Фанни прошлась вдоль фасада раз и другой, поздоровалась с
двумя знакомыми антикварами, которые частенько забегали в ее бистро, –
Поль-Валери был их постоянным клиентом, они не оставляли надежды сделать такой
же постоянной клиенткой и новую мадам «Le Volontaire». Снова мотаться мимо
здания было просто неловко, да и подозрительно… На самом деле никто на нее
внимания не обращал, никому не было до нее никакого дела, однако у Фанни рыльце
было в пушку, оттого ей и чудилось, будто взгляды всех встречных обращены
именно на нее.
Она снова прошла квартал до конца и остановилась на углу
улиц Фробур-Монмартр и Прованс, напротив китайской харчевни. Делая вид, будто
рассматривает витрину, Фанни уже оттуда исподволь бросала взгляды на дом
напротив.
Семь дверей. В которую войти?
Стоп! Да чего голову ломать? Роман же ясно сказал: в доме
буланжерия и три антикварных магазина. Вон оно, искомое сочетание. Значит,
Фанни нужен номер три.
Она перебежала дорогу. Вот традиционная синяя дверь,
украшенная черным чугунным литьем, вот кодовый замок… Ну и что дальше, кода-то
она не знает?!
Минута отчаяния: вернуться в бистро и опять мучиться
неизвестностью? И вдруг замок щелкнул, дверь отворилась – Фанни вжалась в
стену, пропуская высокую толстую даму лет под восемьдесят с аристократическим
профилем, надменно поджатыми губами и в потертом каракулевом манто. Под
мимолетным взглядом ее выцветших глазок, утонувших в морщинистых веках, Фанни
мигом ощутила себя каким-то жалким существом, букашкой, козявкой… плебейкой!
Да, аристократическое происхождение – его сразу видно, его невозможно подделать
каким-нибудь парвеню!
А не об этой ли гранд-даме, обедневшей графине, упоминал
Роман? Если так, Фанни попала именно туда, куда нужно!
Она рванулась вперед, ввинтилась между медлительной
гранд-дамой и дверью и проскочила в крытый дворик, уставленный цветочными
кадками.
– Вы к кому, милочка? – надменно вопросила вслед графиня,
однако Фанни уже пробежала дворик и захлопнула за собой дверь респектабельного
подъезда.
Лифт, на счастье, оказался внизу – видимо, на нем спустилась
графиня. Иначе пришлось бы тащиться под крышу пешком: ведь вызвать лифт могут
только жильцы дома – у них есть ключи. Впрочем, без подъема пешком все же не
обошлось, потому что лифт доходил только до шестого этажа, а комнаты для
прислуги размещались выше. Но вот Фанни наконец-то очутилась в длинном коридоре
с длинными рядами дверей по обе стороны. Здесь царила та же чистота, что и во
всем доме, но респектабельностью и не пахло: ни цветов, ни ковров, ни
навощенного паркета, – нет сомнения, что живут здесь небрежно, скудно,
временно.
Фанни передернуло. Захотелось уйти. Глупая затея, конечно,
подниматься сюда. Вот как выйдет сейчас из какой-нибудь двери Роман – ну что
она ему скажет? Как объяснит свое появление? Он решит, что Фанни за ним следит,
– и будет совершенно прав. Вообще-то, не все ли ей равно, здесь он живет или в
другом месте, ходит сюда, чтобы повидаться с матерью, или нагло врет про мать,
а здесь обитает его молодая любовница? Да пусть делает, что хочет, пусть
исчезает, куда хочет, пусть встречается, с кем хочет, – чем проще будет
относиться Фанни к этой безумной связи, тем лучше для нее же! В конце концов,
они с Романом вместе и каждый по отдельности получают, что хотели: она –
неистового любовника, который заставляет ее не только кричать от наслаждения,
но и трепетать от нежности, он – ну, комфортную жизнь, изобилие тряпья и
парфюмов, которыми Фанни его, честно признаться, завалила, так что он уже не
шляется в потертой куртке и заношенных джинсах, сшитых невесть в какой
подворотне и выдаваемых за «Levi’s», а носит классные штанцы из «Gap», «Burton»
и того же «Levi’s», но только подлинного. Конечно, все это не Черутти и не
Версаче, но нормальная, хорошая, модная одежда! А чтобы одеваться от Версаче,
ему надо было сойтись с миллионершей или любовницей миллионера, вроде Катрин…