– Эмма? – хлопнул ресницами Роман. – Да это ж мою маман так
зовут. Ей нравится, когда я ее по имени называю. Она говорит: «Слово «мама» по
отношению ко мне лет десять мне прибавляет, а я еще слишком молода, чтобы быть
матерью такого великовозрастного оболтуса». Я тебе разве не говорил, как ее
имя?
– Нет, – качнула головой Фанни. – Не говорил. Никогда.
Ей стало стыдно, что она завелась по пустяку. Причем
завелась так сильно и так быстро.
Значит, ее зовут Эммой, эту женщину, которая произвела на
Фанни столь странное впечатление…
Вдруг вспомнилась прелестная сцена из любимой оперетки
Поля-Валери «Летучая мышь». Не счесть, сколько раз он водил Фанни в музыкальный
театр в далекие, невозвратные годы его молодости и ее юности, сколько раз она
слышала комичный диалог Айзеншталя с его женой:
«– Тут Эмма как закричит нечеловеческим голосом: «Стреляй!»
– Эмма?! Но ведь ты сказал, что так зовут собаку?!
– Конечно, собаку. А ты что, хотела, чтобы собака кричала
человеческим голосом?»
Ну и к чему это вспомнилось? Подлец Айзеншталь обманывал
бедную жену, а Роман? Очень может быть, что его мать и впрямь зовут Эммой,
только вот вопрос: с ней ли он там гулял, в Аллеях?
А, ладно, не все ли равно! В любом случае это было до
появления Фанни в его жизни, так что не стоит ссориться по пустякам.
И в этот миг Фанни показалось, что на нее кто-то пристально
смотрит. Оглянулась – так и есть. Одна из учениц художественной школы,
пышногрудая блондинка, примерно ее ровесница, ухоженная, элегантная, очень
красивая, глаз с нее не сводила. Странное было у них выражение… Примерно так
можно смотреть на старинного знакомца, которого ты считал умершим – и вдруг
встречаешь его на улице, однако особой радости у тебя эта встреча не вызывает,
и это еще мягко сказано! Например, ты вспоминаешь, что подстроил этому человеку
немалую подлость… и видеть тебе его вовсе не хочется, но деваться некуда,
встреча уже состоялась…
Фанни чуть усмехнулась, резко отвернулась от блондинки и
слегка посторонилась, чтобы не загораживать от нее Романа. Взяла его за руку,
притянула к себе:
– Извини, я тебя перебила. Ну и что там было, в Аллеях?
– Ну, – с некоторой растерянностью начал рассказывать Роман,
от которого, похоже, не укрылась рокировка Фанни, – мы немножко на карусели
прокатились, а потом вдруг услышали музыку и пошли на нее. А там под аркой
собралось народу с полсотни – с нотами в руках, и поют, и поют… В том числе,
между прочим, «Бесаме мучо»…
– Бесаме мучо! – радостно воскликнула Фанни, обхватывая его
шею и притягивая к себе. – Целуй меня крепче!
Она припала к его губам, а краем прищуренного глаза отметила
нахмуренные брови блондинки. Роман, явно смущенный тем, что они целуются на
глазах целой толпы народу да еще где – в центре святилища, Лувра, попытался
было отстраниться, однако Фанни вцепилась в него крепко. И вдруг заметила, что
глаза его не закрыты, как обычно в поцелуе, а открыты и смотрят на нее довольно
сердито, даже зло.
Фанни встревоженно отстранилась:
– Ты что?
– А ты что?! – Роман обернулся, огляделся исподлобья, потом
повернулся к Фанни, уже не скрывая раздражения: – Ты для кого стараешься? Кому
ты хочешь продемонстрировать наши отношения? Этой блондинке с сиськами до
пояса? Это твоя подруга, перед которой ты хочешь похвастать новым любовником,
как новым платьем?
Он сбросил руку Фанни со своего плеча и пошел к выходу из
зала.
Мгновение она стояла, как прибитая к полу, пораженная одной
мыслью: «Как он мог догадаться? Откуда он знает?» – но тотчас спохватилась и
кинулась следом, молясь в душе только об одном: чтобы проклятущая блондинка не
заметила их размолвки.
Догнала Романа в переходе, подбежала, вцепилась в его руку:
– Подожди. Пожалуйста, подожди!
– Ну, что? – не останавливаясь, угрюмо бросил он. – Я,
знаешь, не бабья тряпка, которой можно хвастать.
– Нет, нет! – Фанни, пытаясь остановить его, мелко семенила
рядом. – Нет, нет, не в этом дело! Ты ошибся!
– Ничего я не ошибся!
– Ну да, да! – Она забежала вперед и преградила ему путь. –
Ну погоди! Понимаешь, это все не так просто. Ты угадал… Я не понимаю, как ты
мог догадаться! Да, я хотела похвастать тобой, твоей красотой, тем, что ты мой…
Но у меня для этого есть причина. Эта баба с сиськами до пояса, как ты
правильно сказал… – Фанни нервно хихикнула, – эта проклятущая баба… Ее зовут
Катрин, она моя бывшая подруга. И полгода назад она отбила у меня любовника.
Нагло так, если б ты только знал, как нагло! Она мне страшно завидовала, когда
мы с этим мужчиной сошлись, а потом, когда он к ней ушел, она так злорадно
бросила мне в лицо: «Ничего, может быть, найдешь другого…»
Фанни судорожно сглотнула. Она не намеревалась сообщать
Роману о том, какими словами закончила свою фразу Катрин: «…хотя трудновато это
будет в твоем возрасте!» Ну да, Катрин на пять лет младше Фанни, но она не
переставала трещать, что больше тридцати пяти ей никто не дает. Что и говорить,
выглядела она сногсшибательно… для тех, кто любит приторно-сладкую,
пышно-воздушную смесь ванильного крема и безе.
– Я хотела показать ей, что не умерла с горя, что я живу,
что у меня есть такое чудо, которому мой прежний любовник даже в подметки не
годится! – выпалила Фанни. – Что ж плохого в том, что я горжусь тобой, твоей
красотой?
Роман смотрел по-прежнему неприветливо.
– Ну, я так понимаю, ты бы хотела, чтобы твой прежний
любовник узнал, что у тебя кто-то другой появился?
Фанни никогда не умела врать. Тетушка Изабо частенько
всплескивала руками в отчаянии: «Господи, девочка, твоя простота тебя погубит!
Ну будь ты хоть чуточку полукавее, похитрее!» И сейчас Фанни чуть не ляпнула
наивно: «Ну да, а что тут такого?!» – но все-таки прикусила язык и только
пожала плечами: понимай, мол, как знаешь!
– А как его зовут? – спросил Роман.
– Я называла его Лоран, – с усилием выговорила Фанни. – Он
тоже русский, как ты, я не могла выговорить его имени… Ну прости меня…
Роман усмехнулся:
– Да за что прощать-то? Странные вы существа, женщины… Я уж
давно отчаялся вас понимать. Так, плыву по течению в отношениях с вами…
– Ты на меня больше не сердишься? – Фанни схватила его за
руку, жалобно, искательно заглядывала в лицо.
